Ночной цирк
Шрифт:
— Ты тоже почувствовал, будто земля уходит из-под ног? — спрашивает Селия.
Марко кивает.
— Я пытался защитить Чандреша от него самого, — говорит он. — Я не допускал мысли, что он может быть угрозой для кого-то еще.
— Что это у тебя? — спрашивает Селия, замечая разбросанные по столу книги.
Бесчисленные страницы исписаны иероглифами и знаками, выписками из других источников, вклейками и разнообразными заметками поверх изначального текста. В центре стола лежит толстая книга в кожаном переплете. На первом развороте,
— Я так работаю, — объясняет Марко. — Конкретно в этом томе собраны все, кто так или иначе связан с цирком. Это нечто вроде оберега. Его копию я бросил в чашу факела прямо перед зажжением, а этот дополняю по мере надобности.
Селия листает страницы с именами. Она задерживается взглядом на той, где приклеен кусочек письма с витиеватой подписью Лейни Берджес. На соседней кусочек такого же размера был вырван, и на его месте зияет пустотой белое пятно.
— Нужно было включить сюда и герра Тиссена, — говорит Марко. — Мне никогда не приходило это в голову.
— На его месте мог оказаться любой посетитель. Нельзя защитить всех до единого. Невозможно.
— Мне очень жаль, — снова повторяет он. — Я не был знаком с ним так близко, как ты, но всегда восхищался и им самим, и его работами.
— Он показал мне цирк, которого я до него не знала, — говорит Селия. — Помог взглянуть на него другими глазами. Мы много лет писали друг другу письма.
— Я бы и сам писал тебе, если бы мог облечь в слова все, что хочу сказать. Целого моря чернил не хватило бы.
— Вместо писем ты дарил мне мечты, — возражает Селия, поднимая на него глаза. — Я же создаю шатры, которые ты можешь увидеть лишь мельком. Ощущая твое присутствие во всем, что меня окружает, в ответ я не сумела дать тебе ничего, что ты мог бы унести с собой.
— Твоя шаль до сих пор у меня, — напоминает Марко.
С печальной улыбкой она закрывает книгу. Разлитые чернила стекаются обратно в пузырек, собирающийся воедино из осколков стекла.
— Думаю, именно это имел в виду мой отец, говоря о воздействии со стороны, а не изнутри, — говорит она. — Он всегда меня от этого предостерегал.
— Значит, соседняя комната вряд ли пришлась бы ему по душе, — усмехается Марко.
— Что за комната? — недоумевает Селия. Пузырек с чернилами стоит на столе, вновь целый и невредимый.
Подав знак следовать за ним, Марко подходит к двери в соседнюю комнату. Он распахивает ее, но не заходит внутрь, и, подойдя ближе, Селия понимает почему.
Когда-то эта сравнительно небольшая комната могла служить кабинетом или гостиной. Пожалуй, ее даже можно было бы назвать уютной, если бы не свисающие отовсюду нити и листы бумаги.
Тонкие нити свисают с люстры и тянутся к верхним полкам стеллажей. Они переплетены друг с другом, как
Повсюду, где только можно — на столах, полках, креслах — расставлены модели шатров, выполненные с невероятной точностью. Одни сделаны из газет, другие из ткани. Кусочки чертежей, страниц романов и писем, фигурно согнутые и вырезанные, образуют нагромождение полосатых шатров, связанных воедино черными, белыми и красными нитками. В них вклеены шестеренки от часов, осколки зеркал, застывший свечной воск.
Посреди комнаты на круглом черном столе, инкрустированном полосками перламутра, стоит небольшая железная чаша, в которой весело пляшет ослепительно белое пламя, озаряя пространство комнаты всполохами.
Селия входит, пригибая голову, чтобы не задеть свисающие с потолка нити. На нее тут же волной накатывает ощущение, что она находится в цирке, ей даже чудится привкус карамели в воздухе, однако вместе с тем она чувствует близость чего-то еще. Чего-то могущественного и древнего, сокрытого в нагромождении бумажных конструкций и паутине нитей.
Стоя в дверях, Марко смотрит, как Селия осторожно пробирается по комнате, стараясь ничего не задеть пышным подолом, разглядывает крошечные шатры и легко касается пальцами шестеренок и отрезков нитей.
— Это очень древнее волшебство, верно? — спрашивает она.
— Единственное, которым я владею, — отзывается Марко. Он дергает за нитку возле двери, и движение волнами распространяется повсюду. Модель цирка вспыхивает яркими бликами, когда свет миниатюрного факела отражается в кусочках металла. — Впрочем, вряд ли предполагалось, что оно будет использоваться таким образом.
Селия останавливается перед шатром, из которого виднеется ветка дерева, залитая воском. Используя его в качестве ориентира, она находит другой шатер и, бережно открыв бумажную дверь, видит расставленные по кругу крошечные стулья — ее собственную арену для выступлений.
Шатер сделан из страниц шекспировских сонетов.
Селия закрывает бумажную дверцу.
Внимательно рассмотрев все в комнате, она выходит и плотно закрывает за собой дверь.
Ощущение, что она находится в цирке, покидает ее, как только она пересекает порог. Зато она с неожиданной остротой воспринимает все, что встречается ей в комнате по соседству: тепло огня в камине и холод сквозняка из окна, запах перепачканной чернилами кожи Марко и его одеколона.
— Спасибо, что показал мне ее, — говорит она.
— Полагаю, твой отец вряд ли бы это одобрил? — спрашивает Марко.
— Мне больше нет дела до его одобрения.
Селия обходит стол и останавливается перед камином, глядя, как миниатюрные страницы перелистываются в такт тиканью часов на каминной полке.
Возле часов лежит игральная карта. Двойка червей. По ней не скажешь, что когда-то ее пронзил турецкий клинок или что она была запятнана кровью, но Селия знает, что это та самая карта.