Ночной корабль: Стихотворения и письма

Вега Мария

ЕДИНСТВЕННОЙ ЗВЕЗДЕ НАД БЕРНОМ

Черепичная крыша, и над нею звезда. Никогда не увижу. Никогда, никогда. В небе не было звезд. Все они, без следа, Разбежались давно, неизвестно куда. Оставалась одна. Для тебя, для меня. Не хотела гасить голубого огня. Над тобой, надо мной, над горбатой трубой, Загорался зрачок – светлячок голубой, И пора ему скрыться. Погаснет, – и нет Десяти невозвратных, оборванных лет. Черным дымом во тьму покатилась звезда. Черный дым я возьму. Навсегда, навсегда. 1975

ПОСЛЕ ЕГО УХОДА

Я в одиночество вошла, В глубокий омут. Какая тишь, какая мгла В пустыне комнат! Вся мебель ссохлась от тоски И стала старой, – Нагроможденные пески Среди

Сахары! Заснуло кресло. Шкап заснул. Кровать не дышит. На улице и шум, и гул, – Песок не слышит. И я не слышу… Знаю лишь, Что там – живые… Душа, душа! Ты тоже спишь, Как в летаргии. 1975

ПО СЛЕДАМ

Мне не страшно по снегу идти, Безразлично, к каким пределам. Пропали земные пути В бессолнечном свете белом. Тишина, тишина навек. Я вошла в глубокую зиму. Но идет впереди Человек, И не странно, что он – незримый. Не глазами вижу, – душой, Ощущаю душой, не телом, – Мягкий след от ноги большой На снегу отпечатался белом. Ступает моя нога Доверчиво в след готовый. Его заметут снега, И тогда появится новый. Я иду теперь наизусть, Только ноги переставляю. Не завязну, не провалюсь, А куда Он ведет – не знаю. 1976

ПАРКИ

У забора Скоро, споро Сплетничают спицы. В черной дырке, в черной арке Шепчут парки, Кружевницы. Спица вниз. Спица вбок, – Бабка Пик, Бабка Хок. Острый поворот — Третья – бабка Тод [6] . Это было на бумаге, В старой книге, в старой Праге, – Не былина, не поэма, Это – книга про Голема. Спица вниз, Спица вбок, Бабка Пик, Бабка Хок, Острый поворот — Имя третьей – Тод. Спицы в быстром пересвисте Бьются. Старые бессмысленно смеются: Над рожденьем, над убийством, Над архангелом, над грязью, Будто всё везде равно, – Верх и дно! Заплетают вязью, Мир вплетают в нити, Божий, чертов, наш, – В кружевную блажь. Спица вниз, Спица вбок… Бабка Пик, Бабка Хок… Острый поворот – Имя третьей – Тод. В быстром пересвисте Суетливых спиц На земле лежит трилистник, – Тень от черных кружевниц.

6

Тод – по-немецки смерть. (Примеч. автора.)

МУЗЫКА МОЛЧАНЬЯ

К пустынной поляне аллеи вели, На ней незабудки цвели, Но не был пушистый ковер голубым… Таким может быть только дым, Когда, освещенный подземной луной, Он спит над земной глубиной, И небо в Неве, и Нева в небесах Купаются, как в зеркалах, – Что кануло в воду, – встает из нее, – У них освещенье свое! Гранитной палитрой лежат берега, С палитры текут жемчуга. Они, растворяясь, горят, не горя, – Своя в них таится заря, И в этой живой, потаенной заре На спящем цветочном ковре Стоит изваянье из пены морской И белую скрипку рукой К плечу поднимает… Деревья кругом Следят за недвижным смычком… Но музыка, музыка, – где же она? Ее создала тишина, Неслышная гамма жемчужных тонов, Струящихся вдоль берегов. Вся белая ночь этой гаммой звучит… Пусть белая скрипка молчит…

ВОСПОМИНАНЬЯ

Воспоминанья говорят со мной, Откликнуться спешат ежеминутно. Их, как ладьи, гонимые волной, Ко мне приводит ветерок попутный. Воспоминанье – парус и крыло, Вернувшаяся в гавань жизнь вторая, Оно со мною рядом прилегло, Когда засну, уснет, не умирая. Оно поет, а музыка чиста, Нигде не заглушённая упреком. Чужая и своя неправота Явились в нем спасительным уроком. Приблизилась прощальная пора И, может быть, недолго жить осталось. Теперь я вижу, как зерно

Добра Лежало в том, что только злом казалось. Как шелуху отбросив, прорасти Зерно умело солнечно и просто, Когда я шла по новому пути, Внимательно прислушиваясь к росту. 9 июля 1979 Ленинград

ПОМОЛИТЕСЬ ОБО МНЕ

Помолитесь обо мне святым, Тихим Саввам, Титам, Иоаннам, Босоногим, добрым и простым… Помолитесь также безымянным, Как лесные листья, что, шурша, Осыпаясь, падают… И самым Одиноким, скромным, чья душа Странствует по уцелевшим храмам. И огромным, грозным, что от бед Монастырские хранят ворота, И забытым, для которых нет Ни лампад, ни свечек, ни киота… И таким, что в ночь ушли, как дым, – Нашим воинам, в полях упавшим… Помолитесь обо мне святым, Стороне Российской просиявшим. 1948 или 1949 Париж

ПЕРЕВОДЫ

Из Михаила Ланга

(С английского)

ВЕШНИЕ ВОДЫ

Растворил я недавно окно… Под окном, Сжимая кольцом, обнимая мой дом, Весенние воды, в печали глубинной, Навстречу Закону летели с повинной. О нет, ни за что, никогда, никогда Не вышла бы, русло покинув, вода, Не стала бы мчаться, метаться по ниве, Ища оправданья в весеннем разливе! Мы – дикие волны, мы тащим с собой, Сквозь глину и слякоть, цветок голубой, Зеленую ветку и корни куста, И мертвого вслед им кидаем кота… И вот, изумрудный, возлюбленный луг, Промокший и серый, темнеет вокруг – Мечта молодая, которой мы жили, Хотели обнять и, обняв, задушили… Мы разочарованы сами в себе, В ничем не насыщенной нашей судьбе, Закона не выполнив, дела не сделав, Мы слепо достигнем последних пределов И, хлынув обратно, дойдем до русла… И щепки на гребнях, и в сердце – зола… Мы горький удел пораженных познали, Теряли навек, прежде чем обретали… И тяжко устали О, даждь нам. Творец, Увидеть спокойную зыбь, наконец, Услышать безбурное наше журчанье, Любуясь травой, растворяясь в молчаньи Закатного часа, когда над рекой, Как после обедни, великий покой… 1964, Майами

ПЕРЕМИРЬЕ ЧЕЛОВЕКА

Низвергнут Зверь… и, как бессильный пленник, К моим ногам упал, сраженный, ниц: Пустая догма и слепой священник Бегут во мрак, не поднимая лиц… Но ОН стоит и рук могучим взмахом Поддерживает в небе звездный ход. Он был – мой сын, рожденный древним страхом. Теперь – мое рожденье и восход… Весь небосвод дохнул в лицо мне разом, Единым словом – Логос, и в ответ, Сквозь вихри солнц и плавный ток планет Мои уста ему сказали – Разум… «Отец?!» – ОН думал, я ответил – брат! И эхо повторило нас стократ. Мы копья подняли, глаз в глаз, сурово, И каждый в жизнь пошел путем другого. Так должен сделать ты, о человек: Лицом к лицу встречая Господина, Стой на своем, как горная лавина, Ногами в твердь, не опуская век, Стой на своем, отца не видя в брате, Не сгорбив рабски перед ним плеча И руки уложив на рукояти Высокого, двугранного меча! 1964, Майами

Из Райнера Мария Рильке

(С немецкого)

СМЕРТЬ ПОЭТА

Его лицо бледнеющее стынет Среди подушек… Безглагольный лик, Отбросив жизнь, сейчас ее покинет, И время безразлично опрокинет Всё, что он знал о ней, назад, в родник. О, кто поймет в холодный час конца, Что из земных бесчисленных узоров, Глубин, высот, потоков и просторов Изваяны черты его лица? Всё то, что целиком отражено В погасшей маске, нежно-беззащитной, Еще зовет, еще не смущено, Еще живет в рассеянности слитной. Но плавно отдаляясь навсегда, В последней тишине безмолвно лежа, Его лицо открытое похоже На сердце обнаженное плода. И медленно, как будто с сожаленьем, Легчайший воздух льется с высоты, И на лету пугливые черты Едва задев, туманит первым тленьем.