Ночной убийца
Шрифт:
– Быстрее сюда! Здесь человека ранили, он весь в крови!
– Ах ты, боже мой! – заволновался дворник, хлопая себя ладонями по бедрам. – Это кто ж такое злодейство удумал. Неужто опять в нашем районе бандиты объявились!
– Где ближайший милицейский пост, старик? – прервал стенания дворника Буторин.
– Так тут рядом, – глядя на раненого и качая головой, ответил тот. – Сейчас я свисток достану, сейчас я…
Дворник затопал валенками в калошах по подворотне, роясь в кармане и доставая милицейский свисток. Буторин подумал, что как же это хорошо было придумано еще много лет назад, в первые годы советской власти, когда дворники были ответственными не только за чистоту территории вокруг своего дома, но и за соблюдение санитарии и даже считались нештатными помощниками милиции. В случае какого-нибудь беспорядка,
Слушая, как на всю улицу разливается прерывистый звук милицейского свистка, Буторин пытался в полумраке подворотни рассмотреть рану на голове человека. Кровь понемногу переставала идти, значит, ранение поверхностное. Но это лишь ранение мягких тканей головы, а вот сам удар был сильным, с сотрясением мозга, а может, результатом его было и внутреннее кровоизлияние в мозг. А вот и орудие преступления, понял оперативник. Рядом валялся кирпич со следами крови.
Подбежавшим милиционером оказалась миловидная девушка с ямочками на щеках. Буторин заранее достал из кармана свое служебное удостоверение, чтобы сэкономить время и не пускаться в долгие объяснения. Девушка вскинула руку к форменной шапке-финке с кокардой.
– Младший сержант милиции Зиновьева! Что случилось?
– Майор госбезопасности Буторин! Здесь ранен человек, произошло преступление. У раненого еще имеются признаки жизни. Срочно вызывайте скорую и оперативную группу.
– Следы преступления, – заученно заторопилась девушка, но Буторин только махнул рукой.
– Быстрее, младший сержант! Следы имеются, и мы их сохраним!
Пока девушка бегала к телефону, чтобы сообщить в дежурную часть, Буторин попросил дворника принести фонарь или хотя бы керосиновую лампу. К счастью, у дворника фонарик оказался. Виктор еще раз осмотрел раненого и не нашел других ранений на его теле. На кирпиче и правда виднелась кровь, причем в приличном количестве. Сразу же возникала мысль, что преступник, который этим кирпичом ударил человека, забрызгался его кровью. По крайней мере, на его рукаве следы крови должны были остаться. А учитывая, что одежда на раненом расстегнута, его обыскивали. Одежда добротная и недешевая. По внешнему виду – инженер оборонного предприятия или советский служащий не низкого ранга…
Шелестов находился в составе встречающей группы, когда на Ходынском поле приземлился самолет Черчилля.
– Что за происшествие, о котором у нас тут многие шепчутся? – спросил Максим Платова, когда с помощью двух помощников на траву летного поля спустился британский премьер с неизменной сигарой во рту.
– Ничего особенного, – пожал Платов плечами. – Неудачная посадка в Каире, когда самолет повредил шасси. Делегацию просто пересадили в другой самолет.
– Вы не думаете, что это могло быть попыткой покушения? – покачал головой Шелестов.
– Полагаю, что нет, – подумав, уверенно сказал Платов. – Обошлось по дороге сюда, а уж здесь мы обеспечим безопасность. Лаврентий Павлович распорядился усилить охрану силами подразделений НКВД, а нашей службе – максимально усилить наблюдение за всеми членами делегаций. Нам важно отследить контакты, понять не столько то, откуда идет или может идти угроза, сколько степень договоренностей против нас между союзниками или бывшими противниками. Сейчас игра пойдет совсем иного уровня, Максим Андреевич. Помяните мое слово, здесь будут разыгрываться два параллельных спектакля: один британцами, чтобы максимально скрыть от американских союзников свои аппетиты на Европу, второй – демонстрация максимальной лояльности Черчилля позиции Советского Союза относительно Восточной Европы в обмен на Балканы. Я уверен, что он сдаст нам Польшу с потрохами, не моргнув глазом. Но это не считая того, что кто-то будет любой ценой искать информацию по нашим намерениям относительно Японии. Для Берлина, а особенно для Токио, это жизненно важно. Вот где не проворонить утечку
– Что касается раздела Восточной Европы, то и там тоже утечки стоит избежать, – согласился Шелестов, но Платов посмотрел на него с легкой улыбкой.
– Поверьте, Максим Андреевич, кроме польского вопроса, остальное будет не столь важно, потому что Запад своих обещаний никогда не выполняет. Сейчас они будут утверждать все что угодно, но после прекращения боевых действий в Европе, после капитуляции Германии все будет совсем не так, как мы здесь договоримся.
Капитуляция Германии! Как же волнительно звучат эти слова, когда их произносят люди, владеющие информацией, властью в определенных сферах. Ведь уже так близко это событие. Никто еще не знает, как именно оно произойдет, но теперь уже точно – победа не за горами. Шелестов глубоко вздохнул, думая о том, сколько горя принесла Германия на территорию нашей страны, сколько людей погибло, сколько городов, предприятий разрушено, сколько солдат полегло на полях сражений. Да, мы освободили свою территорию, да, гитлеровская коалиция разваливается. Да, вермахт огрызается, он еще силен, но немецкая армия сейчас только отступает. В битве начинают участвовать войска вновь освобожденных от нацистского рабства стран. Это большая помощь Красной Армии, но впереди еще немало кровопролитных сражений.
– Смотрите, сейчас Черчилль будет соловьем заливаться, – шепнул Платов Шелестову и знаком подозвал офицера, хорошо знавшего английский язык. – Переводи!
Черчилль благосклонно кивал, добродушно улыбаясь. Странная улыбка была у британского премьера, неуловимая. Он одновременно и улыбался, и смотрел внимательно, оценивающе. То ли дело специальный представитель президента США в Советском Союзе и Великобритании Аверелл Гарриман. Прижимая шляпу к груди, он смотрел вокруг холодно, как смотрят военачальники на свои позиции, подготовленные к бою. Он и своим ростом выделялся рядом с Молотовым и Черчиллем, возвышаясь, как флагшток.
А Черчилль начал говорить. Он говорил увлеченно, уверенно, убедительно. Шелестов слушал перевод этой речи и думал о том, что таким словам народ будет верить. Любой поверил бы, если ты не разведчик и не знаешь истинного положения дел.
– …Я прибыл сюда на волнах надежды и уверенности, что победа будет достигнута. И когда она будет одержана, все мы постараемся сделать мир лучшим местом для жизни всех людей, – потряхивая обвисшими щеками, убеждал слушателей Черчилль [2] .
2
Ржешевский О. А. Сталин и Черчилль. Встречи. Беседы. Дискуссии. Документы, комментарии. 1941–1945. – М.: Наука, 2004.
Делегация была впечатляющей. Премьер-министр привез с собой даже личного врача. Отчасти из-за этого Черчилль согласился остановиться не в британском посольстве, где для такого количества сотрудников просто не нашлось бы места, а в предложенной советской стороной подмосковной даче № 7, недалеко от ближней дачи Сталина. Но затем и это решение изменили. Британский премьер согласился, что лучше ему с охраной жить в центре Москвы. В результате чего его отвезли в особняк Н. И. Миндовского, расположенный на углу Староконюшенного и Пречистенского переулков, который Наркомат иностранных дел использовал как особняк для дипломатических приемов. Берия распорядился усилить меры безопасности, и охрану Черчилля увеличили до 150 человек. Все здания и помещения, в которых предполагались совещания и неформальные встречи, включая подъездные пути к зданию на Спиридоновке, Кремлю и Большому театру, круглосуточно охранялись патрульными. На случай воздушной тревоги было подготовлено бомбоубежище на станции метро «Кировская».
Борис Коган в ночь, когда в Москву прибыл Уинстон Черчилль, сидел в машине на неосвещенной части набережной. Ветреная ночь как будто специально бросала желтые листья с деревьев в стекла машины, усиливая иллюзию шпионского заговора в столице. Фигуру высокого человека в сером пальто и низко надвинутой на лоб шляпе Коган увидел сразу, как только тот появился на дорожке за ближайшими деревьями. Подойдя к машине, мужчина посмотрел на передний номер машины и решительно открыл дверь.