Ночной волк
Шрифт:
Поел. Снова глянул в окно.
Да нет, вроде пусто.
Вообще-то дурака свалял. Как первоклассник — сразу к дому. Кто мешал рвануть в следующий двор, там проходным подъездом в переулок, обежать кругом…
А, ладно. Чего я себе морочу голову. Ну пристал какой-то ублюдок. Может, просто искал приключений, есть такие артисты, для хохмы могут человека убить, развлекаются за чужой счет. В институте в соседней группе была такая мразь — с год занимался карате, а потом даже на дискотеку ходил не потанцевать,
Прежде чем ложиться, я опять глянул в окно — сторожась, из-за занавески. Да нет, пусто. Никого.
Я лег. Сна, к сожалению, не было ни в одном глазу. Зажег лампу над кроватью и читал часа полтора. О происшедшем больше не думал. Мало ли психов на свете?
Разбудил меня телефонный звонок. Я нащупал трубку:
— Алло!
Молчание.
— Говорите!
Молчание.
— Перезвоните, не слышно.
Молчание.
Я положил трубку, зажег лампу. Четверть седьмого. Рановато. Так рано мне не звонят.
Полежал минут пятнадцать — никто не перезванивал. Может, номером ошиблись? Ну и черт с ними. Высплюсь, а уж там покумекаю, что к чему.
Снова я проснулся около десяти, и опять от звонка. И опять трубка молчала. Это мне, надо сказать, уже всерьез не понравилось.
Похоже, кто-то проверял, дома я или нет.
Я поставил кофе, сделал яичницу, к сожалению, из одного яйца, больше не было. Хлеб зачерствел, но в черством хлебе есть свой кайф, как, впрочем, в любой еде.
Вымыл посуду, кинул в сушку. И, словно вспомнив что-то, подошел к окну.
Во дворе было довольно людно. Две бабуси с колясками сидели на лавочке у трансформаторной будки. Девочка лет десяти бежала через двор. Гражданин в шляпе вышел из подъезда напротив и хорошим мужским шагом двинулся к выходу на улицу, а оттуда, навстречу ему, прошла женщина с авоськой.
Все.
Я успокоился. Ну, звонят. Не думать же об этом всю оставшуюся жизнь. Бог даст, само прояснится.
Часов в двенадцать был еще звонок. Молчание.
Может, телефон барахлит?
Я звякнул Антону, попросил перезвонить. Нет, все работало — и он меня слышал, и я его. Никаких проблем. Антон спросил, что собираюсь делать. Сказал, сбегаю в магазин, а дальше планов нет. Договорились потом перезвониться. Найдется третий, сгоняем в преферанс.
Я уже накинул куртку и взял авоську, когда вновь позвонили. Поднял трубку — молчание. За окном был день, суббота, людные улицы. Страха я не ощущал, одно раздражение. Я спросил резко:
— Чего надо?
Неожиданно трубка ответила женским голосом:
— Мужичок, а мужичок…
От сердца отлегло. Всего-то и делов. А я уж напридумывал…
— Ну чего? — спросил я вполне дружелюбно.
— Трахнуться хочешь? — прозвучало из трубки. И — смех,
— Смотря с кем, — ответил я, не слишком удивившись.
— Да хоть со мной.
Голос мне знаком не был.
— А ты какая?
— Горбатая, — сказала женщина и вновь засмеялась.
— Тогда приходи, — позвал я весело, — как раз в моем вкусе.
А не удивился я вот почему. В нашей конторе подобные разговоры шли постоянно и не означали ничего — так, гимнастика языка, свидетельство непринужденности атмосферы и сближения полов. Тексты выдавались и покруче, матерная речь прочно вошла в обиходную. Мне этот взлет эмансипации не нравился, но кто я такой, чтобы учить других жить?
— Тебя как звать-то? — спросили оттуда.
— Вася, — это веселое имя первым пришло на ум, — а ты кто?
— Я-то? — Она помедлила и засмеялась вновь — ох, и смешливая девушка. — Дуня.
Так мы потрепались еще немного: она сказала, чтобы расстилал кровать, а я — чтобы не надевала трусиков. Откуда она узнала мой телефон, спрашивать не стал, все равно соврет. Потом она сказала то ли мне, то ли еще кому-то:
— Ты смотри, выходит, человек хороший.
Я подтвердил, что да, хороший.
И вдруг она проговорила совсем другим тоном, серьезно:
— А хороший, так сиди сегодня дома.
— В каком смысле? — не понял я.
— На улицу не выходи.
— Почему?
— Целей будешь. Не выходи на улицу.
Опять бред. Полный бред. Но в незнакомом женском голосе было вполне серьезное сочувствие.
— Слушай, — спросил я не сразу, — а в чем дело? А?
— В чем, в чем… Это тебе знать, в чем.
— Да не знаю я ничего!
— Так уж и не знаешь?
— Ну честное слово.
Мы ни слова не сказали о сути, но я чувствовал, что говорим об одном и том же.
— Чего ты натворил?
— Да ничего я не творил! Никому никакого зла не сделал.
— Так не бывает, — сказала она и вздохнула. — В общем, пока что сиди дома и не высовывайся. Понял?
— Понял, — ответил я.
— Вот и сиди.
Почему я сразу ей поверил? Не знаю. Наверное, сработали не столько слова, сколько сочувственная интонация.
— У меня даже хлеба нет, — сказал я растерянно.
— Дом большой?
— Мой, что ли?
— Ну не мой же, — с досадой бросила Дуня или как ее там.
— Нормальный. Восемь этажей.
— Вот и попроси, пусть жрачку принесут.
— Кто принесет?
— Ну не я же.
— И долго мне сидеть?
— Как получится.
На этой тюремной фразе кончать разговор не хотелось, и я вернулся к ее первым дурашливым фразам:
— А трахаться когда же будем?
— Останешься живой, успеем, — сказала она.
— Слушай, а лет тебе сколько?