Ночные гоцы

Мастерс Джон

Он прикинул в уме, сколько королевских войск может быть в гондварском гарнизоне. Хватит ли их, чтобы удержать крепость, если сипайские полки будут разоружены, а сипаи расстреляны? Если у сипаев останется оружие, разразится катастрофа, которая уничтожит не только Гондвару, но, в конечном счете, и все крохотные английские поселения в Индии. Сэр Гектор Пирс в Индии человек новый. И странный: может, он по неопытности доверяет сипаям, а может, уже расстрелял всех до единого. С ним наверняка ничего не скажешь.

Но свой собственный путь Родни видел ясно. Ему надо добраться до Гондвары и довести туда остальных, поэтому нельзя никому доверять, нельзя ни на минуту терять бдительности, нельзя проявлять жалость, и на подлость надо отвечать коварством. Когда он окажется на месте, он откроет сэру Гектору правду. Больше это сделать некому: никакое послание не дойдет. Да его и некому будет доставить.

А пока нет никакого смысла впадать с панику и загонять себя в могилу спешкой. Он слаб, болен, и ему надо набраться сил. Мятежникам из Бховани понадобится время, чтобы навести хоть какой-то порядок, обзавестись припасами, соединиться с кишанпурской армией и двинуться на юг. В Гондваре столько королевских войск, что сипаи должны быть полными безумцами, чтобы восстать до того, как мятежники появятся у ворот.

Со стратегической точки зрения наилучшим планом для мятежников было бы захватить Гондвару перед началом, или в самом начале сезона дождей. Тогда до сентября дожди успешно предотвратят любые попытки англичан отбить ее обратно. [113] К тому моменту бунтовщики могут рассчитывать, что в их руки попадет вся Индия. Армии не могут маршировать по размытым дорогам, но измена может, а в туземных армиях Бомбейского и Мадрасского президентств англичан также мало, как в Бенгалии.

113

Дожди не предотвратили попытку англичан отбить обратно Дели, но смертность от болезней в лагере осаждающих была исключительно высока.

Перед ним возникло лицо Рани, и внезапно у него появилась твердая уверенность, что столетие битвы при Плесси значит для нее очень много. 23 июня 1757 года индийские влыдыки склонились перед англичанами; 23 июня 1857 года она постарается, чтобы англичане, в свою очередь, склонились перед нею. Стратегически дата вполне подходила, разве что дожди начнутся необычайно рано.

Он посмотрит, сколько времени им всем понадобится, чтобы прийти в себя, а потом продумает план во всех деталях. Пока достаточно было знать, что никакой надобности в отчаянной спешке нет, а вот отчаянная надобность в отдыхе существует. Придется сделать вид, что он доверяет Пиру и чалисгонским жителям.

Он устроился поудобнее, желая, чтобы Кэролайн заметила, как он улыбается ей в темноте. Это было глупо: он и не осмелился бы улыбаться, если бы знал, что она может заметить. Их колени соприкасались; вряд ли она догадывается, чье это колено. Миссис Хэтч покачивалась в такт движению телеги и громко храпела, проталкивая воздух через полураскрытые губы.

Кэролайн он станет поклоняться. Он будет думать за нее и оберегать ее; ради нее он будет убивать, и никогда не расскажет ей об этом. Может, когда они наконец будут в безопасности, он и откроет ей кое-что из того, что ему пришлось совершить, и она будет им гордиться. Но ему ничего не добиться без колодца ее силы: он будет черпать оттуда, будет питать этой силой свой новый, свирепый разум. Теперь он знает, как надо действовать — убивать туземцев, чтобы спастись самим. Убивать, чтобы исполнились видения — видения алого пламени и горящей плоти. Если бы только Господь в неизреченной милости своей избавил его от других видений — видений ее тела, и не вводил его в искушение. Видит Бог, ему и так нелегко. А это искушение может свести его с ума. Та связь, что есть между ними — это связь святой и грешника, а не мужчины и женщины. Быть может, когда-нибудь он заслужит ее благословенную похвалу, но думать о том, другом — пытка. Он стал сосредоточенно представлять ее лицо, каким оно было, когда она несла Робина по дороге в крепость, и наконец заснул.

Гл. 20

Все двери в доме старосты стояли нараспашку, и Родни, не вставая с места, мог видеть заднюю коморку. Там прямо на полу сидел Робин и, быстро шевеля ручками и головкой, забавлялся с игрушечным деревянным тигром, вырезанным для него одним из деревенских жителей. Мальчик окреп, рана у него на голове затянулась, но он почти все время молчал, а когда рядом появлялся Родни, начинал хныкать. Если Родни брал его на руки, чтобы приласкать, он цепенел и не сводил с с отца охваченных ужасом глаз. При этом он охотно прижимался к плечу Кэролайн и устраивался на пухлых коленях Амелии Хэтч. Уголки губ у Родни опустились, и он отвернулся, чтобы еще раз оглядеть переднюю комнату.

На женской половине, на низеньком обрубке бревна у пустого очага устроилась миссис Хэтч. Она полностью оправилась от ушибов и ожогов, полученных во время спуска по шахте потайного колодца — когда это было? Прошло

тринадцать дней. Это было тринадцатого мая. Каждый вечер, когда темнело, он делал зарубку на своей винтовке — винтовке Шамсингха. Сегодня было двадцать шестое мая. О первой неделе он почти ничего не помнил — он спал. Но убедился, что другого огнестрельного оружия в деревне нет, иначе не сомкнул бы глаз. Все жители до единого были подлыми трусами. Его винтовка внушала им страх, и они только поджидали удобного случая, чтобы выдать английских беженцев, но при этом не пострадать самим. Поэтому он ел, и набирался сил, и притворялся, что гораздо слабее, чем на самом деле. На самом деле он чувствовал себя отлично. Он был силен, безжалостен и снова полностью владел собой. Скоро он покажет этим свиньям, кто должен владеть ими. Он знал, откуда взялась сила, которая бурлила в его застоявшихся мускулах, позволяла Робину играть с игрушечным тигром, и одушевляла грубые шутки миссис Хэтч. Пока они трое спали, четвертая бодрствовала. Ее рука подносила к его рту подогретое молоко, эта же рука лежала у него на лбу, когда он просыпался по ночам, задыхаясь от ужаса, и ему светили бездонные глаза. Втроем они высосали ее досуха, и теперь на мертвенно бледном, со впалыми щеками лице жили только горящие огнем глаза. Он это знал и собирался помнить всю жизнь. Он воздвигнет ей трон из слоновой кости и будет поклоняться ей до конца дней. Он ее не подведет.

Пиру тоже был неутомим, но, само собой, у него были свои тайные резоны быть таким услужливым и любезным.

Передняя комната в доме старосты была квадратной, с низким потолком и глинобитным полом, обмазанным для гладкости слоем коровьего помета. [114] Кроме обрубка, на котором восседала миссис Хэтч, и подставки с горшками и поблескивающими котелками, никакой мебели в комнате не было. Во всем доме не было никакой мебели, если не считать кое-как сколоченного большого шкафа в его собственной комнате, и нескольких полок в комнате, где жили женщины. Пол и стены были ничем не покрыты, дым очага закоптил часть потолка: никакой трубы тоже не было, и с балок над очагом свисали паучьи клочья сажи. Как всегда по вечерам, комната была переполнена — деревенские старейшины сходились в дом старосты посплетничать и покурить. К этому времени он перезнакомился со всеми, и теперь обвел комнату глазами, прикидывая и взвешивая.

114

Помет используется для заполнения образующихся трещин. Эта стандартная техника применяется всюду, где есть такие полы.

В дальнем углу устроились женщины: Амелия Хэтч, Кэролайн и жена старосты, если не считать колечка в носу и знака касты на лбу — смуглая копия Амелии. Все трое были в белых сари. Платье Амелии Хэтч пришло в полную негодность за несколько дней до этого, и теперь ее черные башмаки на пуговках, торчавшие из-под восточного обреза сари, смотрелись на редкость нелепо.

Босые мужчины расположились на корточках полукругом вокруг дымной плошки с жиром, подвешенной за крюк. Родни прислонился к стене, положив заряженную и взведенную винтовку на колени. Рядом устроился староста, кряжистый моложавый мужчина с тяжелой челюстью и очень темной кожей. Как и на остальных деревенских жителях, на нем была только набедренная повязка, свободно обмотанная вокруг талии, пропущенная между ног и завязанная спереди узлом. Следом сидел Кармадасс, деревенский банния — торговец и ростовщик, толстый и лоснящийся, ничем не отличающийся от своего собрата, с которым Родни сталкивался и в Бховани, и в Кишанпуре, того самого, про которого Ситапара говорила, что он связан с мятежниками. Все торговцы сделаны из одного теста. Потом жрец — лысый, лопоухий, с белым знаком касты на лбу, и священным шнуром, перекинутым через плечо. Два высохших старичка, похожих как две капли воды, сгорбленных со слезящимися глазами — близнецы, которые по их виду могли бы быть старшими братьями Пиру. Сам Пиру, последний из собравшихся, сидел прямо напротив Родни. Из его набедренной повязки выглядывал кончик черного шелкового платка.

Комнату наполнял тихий гул разговора; между собой жители деревни изъяснялись на местном наречии, которое Родни понимал с трудом, но немного владели и хинди — могли слушать и отвечать. Из-за сильной жары дверь на двор была распахнута. Снаружи сопел, чавкал и стучал копытами принадлежавший старосте скот, так что казалось, что животные находятся прямо в комнате. Посредине полукруга стоял на полу дешевый кальян — глиняный горшок со вставленным в него стеблем бамбука, который каждый из присутствующих поварачивал к себе, когда наступала его очередь курить.