Ночные проповеди
Шрифт:
– Включая все косметические элементы? Мышцы, кожу?
– А почему бы и нет? У них ведь не железо под слоем кожи. У них настоящая, работающая мускулатура, просто сделанная не из мяса. Вы интересуетесь, можно ли было изготовить тело Хардкасла на орбите?
– Точно.
– Подождите-ка, – Форд снова уткнулся в планшет. – Давайте-ка проверим… хм-м-м-м. Да чтоб я провалился!
– Что такое?
Инженер хмуро посмотрел на него:
– Наверху не просто ремонтируют гуманоидных роботов – их там делают.
– Много?
– Производство
– У кого это – «у них»? «Ханиуэлла»? «Газпрома»?
– Да. Или у их дочек там, наверху. Но дело-то в том, кто именно стоит на производстве.
Форд неожиданно помрачнел и, кажется, даже встревожился.
– Сами роботы.
15. Рудименты творения
Как только Фергюсон вышел из башни «Ханиуэлл», он вызвал НПИИ и добавил новую информацию к загруженному вчера, к подозрениям насчет саботажа лифтов и места, куда скопировал себя Хардкасл. Инспектор уже собрался подсоединиться к оперативному штабу, чтобы посмотреть, как проходит совещание, – как вдруг ему позвонил Михаил Алиев:
– Доброе утро, инспектор Фергюсон.
– Доброе утро, Михаил. В чем дело?
– У меня есть интересная зацепка.
– Вы не на совещании?
– Нет, босс. Я сейчас на другом задании. Работаю на старшего инспектора Мухтара в Лейфе.
– О да, «газпромовское» дело. Хорошо, продолжайте.
– Мой контакт по делу гностиков, женщина, оставила мне сегодня сообщение. Я могу переслать его вам, если интересно, но суть вот в чем: около года назад она встретила любопытного парня, религиозного фанатика из Новой Зеландии, в ночном клубе. Он говорил, что решил раз в жизни посмотреть на готов и ночную тусовку.
Ха-ха-ха. Слыхал я раньше о таком, как же. И вот мой контакт видит парня сегодня по телевизору, в передаче из Новой Зеландии. Оказывается, наш фанатик работает инженером-робототехником в парке Ваймангу, которым заправляют креационисты. А еще в этом парке – самая большая популяция гуманоидных роботов на Земле. Роботы и религия – немудрено, что ими заинтересовались новозеландские новости. Осведомительница проверила свои записи и обнаружила видео, видно, что парень знаком с Хардкаслом. И она взяла да и позвонила ему.
– Позвонила?
– Ну да, такая она инициативная. Парень признался, что и в самом деле узнал Хардкасла и встречал его раньше как Грэма Орра. Тот был в секте, как бишь ее, Свободной конгрегации Западного Лотиана. Этот Кэмпбелл выдал имя человека, связанного с сектой: Джон Ливингстон. Он пообещал моей осведомительнице, что утром немедленно позвонит Ливингстону и убедит того обратиться в полицию, – но, если верить нашим
– Мы уже взялись за Джона Ливингстона. Он рассказал нам о связи с Хардкаслом. По его словам, он в семь утра посмотрел новости и тут же связался с полицией, когда мы уже готовились к нему вломиться.
– Знаю, босс. Я взглянул на материалы из оперативного штаба.
– Я уже распознал в Ливингстоне фундаменталиста. Это нетрудно. Хмм. Как бы то ни было, спасибо за информацию. Конечно, полезно узнать название секты, но помимо этого я не вижу…
– Простите, инспектор Фергюсон, но я уверен, что тут есть еще кое-что. Этот парень из Новой Зеландии, по имени Джон Ричард Кэмпбелл, работает на Институт Бытия, который управляет парком. И кто, как вы думаете, финансирует Институт Бытия?
– Фундаменталистские церкви?
– Отчасти да. Но настоящие деньги приходят от американских бизнесменов, переехавших в Новую Зеландию после того, как их сторона проиграла войну.
– Михаил, это меня не удивляет. Креационизм всегда был в фундаменталистском багаже вместе с кучей прочей чепухи.
– Именно. В том числе из-за этой чепухи они ненавидят светское государство. Это вам ничего не напоминает? Кое-какие недавние угрозы?
– Ах, да. Напоминает. Но все равно выглядит натянуто.
– Сэр, у Хардкасла были на настольном планшете материалы по креационизму.
– Да. Это интересно, но…
– Сэр, дело в том, что американские иммигранты в Новой Зеландии – это значительная политическая сила, у которой есть и мотивация, и возможность нанести немалый ущерб. Я видел, что вы запрашивали НПИИ о возможности диверсий на Атлантическом лифте. Такой трюк они провернули бы с превеликим удовольствием, а ресурсов у них куда больше, чем у мелкой шотландской секты. И в диверсии они заинтересованы побольше.
– Да, возможно, – согласился инспектор. – Но вряд ли такой интерес есть у Ливингстона. В конце концов, его компания живет за счет контрактов, связанных с лифтом!
Михаил промолчал.
– А-а, – сообразил Фергюсон.
– А как раз сегодня утром, – продолжил Алиев, – мы со старшим инспектором Мухтаром беседовали с достойнейшим мистером Ильяновым насчет претензий «Газпрома» по поводу воровства и срыва поставок деталей для лифта. И, знаете, его доводы не из пальца высосаны.
– Об этом поговорим потом, – отрезал Фергюсон.
С неба падал дождь и рушились самолеты. По переходам спешили люди, пошатываясь, когда их обдували внезапные вихри, вертевшиеся вокруг башен, и выхлопы от турбин вертикального взлета. Фергюсон шел к трамвайной остановке у Турнхауса, глубоко задумавшись и почти ничего не замечая вокруг. На углу он заколебался, глядя вдоль по улице на вывеску «Ливингстон Инжиниринг». Может, опять заявиться к ним в офис и прижать их босса покрепче? Нет, лучше не стоит. Он снова охотно выложит ворох бесполезных сведений и ни словом не обмолвится про все остальное.