Non Cursum Perficio
Шрифт:
====== 21. Партизаны ======
– ...Ой, кареглазый, привет, – очень обрадовалась мне бессменная Барклина секретарша, Тиа Дейла Манзана, отрываясь от составления балансовой ведомости оборотов за неделю. – Я про тебя, Сао, всякие жуткости слышала. Что ты теперь главный машинист нашего сумасшедшего бронепоезда, и вообще ты ведёшь герилью с какой-то команданте из другого мира… и что тебя расстреляли у стенки… и что у тебя есть четверо внебрачных детей… и что ты спишь с Сильвой Катценкэзе… и ваще. Я жутко заинтригована. Так что немедленно садись и выкладывай всю правду!!
– Та-ак… – я едва обрёл обратно дар связной речи, наслушавшись таких, с позволения сказать, интересных подробностей о себе любимом. – И кто же, моя дорогая,
– Так Баркли, – как о чём-то само собой разумеющемся сказала Дейла и пожала плечами. – Мы с ним сегодня с утра пили кофий с печеньками и кости тебе перемывали. Только клёцконосый, мля, зараза такая, делает из себя жуткую таинственность, вечно напускает селёдочного туману и прямо ничего не говорит. Только какими-то намёками. Так что я ничего не поняла толком. А про детей и про твой новый статус я не от Алекса узнала, а от Линдочки Глебофф. Она ведь в одном коридоре с квартирой Норда живёт, через две двери. И была очень удивлена, когда, выходя сегодня утром на работу, столкнулась на лестнице со стайкой ребятишек, которые катались на перилах. Линдуся сказала, что никогда раньше не видела таких мерзких, наглых и невоспитанных созданий, и что противозачаточные таблетки – это величайшее изобретение человечества. Потому как эти милые детишечки грозно надутых щёк мисс Глебофф хоть и не испугались, тем не менее, с перил слезли. Извинились и в качестве акта примирения предложили Линде угоститься кофе и сырничком…
– И что в этом такого? Нормальное предложение. Не ебать банан же ей предложили… о-о-ой, – я вовремя прикусил язык и сделал невинные глаза.
Дейла, заливаясь счастливым детским смехом, сползла под стол и откуда-то оттуда, отдышавшись, решила просветить меня:
– Сейчас я тебе всё расскажу. Это такой стёб специфический у нас в инфекционке, про сырники. Просто у Седрика Коллинза практиканты какую-то прикольную бифидобактерию выводят, у них дипломный проект по микробиологии. Бактерия эта нужна для очищения организма от тяжёлых радионуклидов, чтобы всякие там атомщики могли её хавать и не бояться лучевой болезни. Этим юным суркам, в смысле, практикантам, выделили в пользование лаборатории, которые аккурат возле нашей бурдохлёбки. Они последние свободные остались, вот парни там и разложились со всеми своими автоклавами и прочим барахлом. А наш заведующий пищеблоком, любопытный, сука, всё крутился возле практикантов, палил, чё они делают, лез с расспросами, это ж у него под боком всё. Он так что-то вроде бы понял про эти лактобактерии, и решил своим кривым умишком немного закваски у ребятишек стырить. А то он молочных продуктов казённых домой натаскал и сидит, боится недостачи. Сказано-сделано… Заведующий вчера подстерёг их главного ратыку, его Лехом зовут, он такой, знаешь, наивный и рукожопый молодой щенок. Ну и вынул у него ключи, когда тот вечером уходил. А ночью просочился в лабораторию, отлил себе в баночку закваски и ключи в коридоре бросил, типа, они сами потерялись, Лех из кармана выронил. Подкормил эту заветную бифидобактерию позавчерашним кефирчиком, чтоб росла активнее, и к утру она у него так кошерно размножилась, что получился чуть ли не центнер белой творожистой массы.
Завстоловой от этого явления пришёл в экстаз, немедля пустил творог в производство, и посему на завтрак инфекционщики получили вкусные, поджаристые сырнички… Ну, что тебе сказать-то, Седар… бифидобактерия организм и впрямь очень даже неплохо чистит. И не только от тяжёлых радионуклидов, а ваще от всего. Самым радикальным и действенным способом…
– О, святой Са… – простонал я, не зная, что мне делать – смеяться или рыдать. Се ля Антинель, в котором жизнь всегда просто сказка. В стиле Тима Бартона. Вылезшая из-под стола Дейла уселась поудобнее и закончила:
– Так что наша милая Линдусечка, ещё не ведавшая о суровой коллизии в жизни инфекционки, те сырники с кофе доверчиво зохавала. И ещё
– Так, – повторил я, начиная постепенно прозревать насчёт того, какие это детишечки самовольно вписались на мою жилплощадь и откуда в холодильнике взялось чужеродное молоко в компании кабачка и супчика. – А Линдуся тебе случайно не говорила, как выглядели эти ангелочки?
– Не-а, – Дейла радостно хрюкнула, откинувшись на стуле и сложив руки на своём ужасающем ядовито-розовом свитере в белые горохи. – Глебофф ваще изъяснялась сугубо в тех выражениях, которые приняты в портовых кварталах и домах терпимости, пока не потеряла сознание. Линдуся сейчас в реанимации под капельницей лежит, равно как и с пару десятков таких же, как она, очищенных и просветлённых любителей сырничков. А завстоловой, не дожидаясь, пока его линчуют обитатели инфекционки, добровольно сдался под арест генералу ла Пьерру.
– Ну вот и скажи мне, как можно быть директором в этом цирке шапито?! – я потряс в воздухе возмущённо воздетыми к потолку руками. – Ну, Садерьер, ну спасибо, удружил…
– Да не парься ты так, это всё мелочи жизни, – утешила меня добрая Дейла и угостила ирисками.
– Значит, дети не твои? А что там с Катценкэзе?..
– И не мечтай, – отрезал я, расчавкивая «кис-киску». – Я однолюб. От природы.
– Ой, уже и спросить нельзя, – Дейла игриво толкнула меня плечом, отчего я едва не подавился ирисками. – А чего ты пришёл-то, кстати? Тебе из-под Баркли что-то нужно?
– Про девочку одну хотел его спросить. Агата дель Фрио её зовут.
– И на что тебе эта девочка, Седар? Сам только что вроде от леваков открещивался, – захихикала эта вредина, косо глядя на меня из-под изогнутых ресниц и жамкая свой свитерок. – Или ты у нас от природы однолюб, но не одноёб?..
– Дейла!! – под моим полным праведного гнева горящим взором она послушно заткнулась и изо всех сил постаралась сделать серьёзное выражение хитрющего скуластенького личика.
– Ну ладно, лучший друг принцессы Гиты, не кипятись. Надо узнать – значит, расскажем. Агата дель Фрио перевелась к нам почти на заре Антинеля из хорошо тебе известного заведения ГИБХИ с кафедры гербологии, чуть ли не с первого курса. С тех пор она поднялась до заведующей всем левым крылом лабораторий седьмого корпуса. Варит отличные наркотики и лекарства, причём сплошные травки, абсолютно никакой вредной синтетики. Последнюю пару лет с переменным успехом сожительствует с сыном Клода Гастона, молодым хирургом-кардиологом Домингой. У Норда была на хорошем счету, где-то на уровне нашей инфекционки и онкологов. Ещё что-то?
– У неё какие-то особые приметы есть?.. – уныло осведомился я. Если Агата из Марчеллы, значит, я видел сегодня кого угодно, только не Агату. Ведь Ирина говорила, что к узам способны только жители их земель, клина Некоузья – а дель Фрио эти способности сегодня на редкость доходчиво продемонстрировала… Ну, то есть, не дель Фрио.
– Особые приметы? – забеспокоилась меж тем Дейла. – Зачем тебе?
– Потом расскажу, – пообещал я расплывчато, с некоторой тоской запихивая в рот последнюю ириску. Дейла вздохнула и подперла голову рукой.
– У Агатки на левой ноге, от косточки до икры, сильный ожог от кислоты, ей ещё давным-давно в ГИБХИ какой-то урод склянку на ногу уронил, чуть ли не до кости прожгло. Дель Фрио поэтому стесняется открытую обувь носить, ходит или в сапожках, или в туфлях с носочками.
– Ага… осталось увидеть её ноги, чтобы окончательно убедиться, – пробормотал я себе под нос, ероша волосы. – Спасибо, Дейлик, ты мне очень-очень помогла. Но я всё равно хочу к Алексу заглянуть, что-то мне рыбки солёной захотелось.