Non Cursum Perficio
Шрифт:
– С каким-то? – сварливо передразнил я, прижав ладонь к галстуку – так, на всякий пожарный. Я уже почти на сто процентов был уверен, что на ловца и зверь бежит и что передо мной стоит та самая партизанистая иммунолог из Некоузья, которую я хотел разыскать.
– А с таким, – женщина нехорошо усмехнулась яркими губами, протянув руку и щёлкнув ногтём по моей медной брошке-ящерке на пиджаке. – Думаешь, я тебя боюсь, Сао Седар? Да, ты можешь убить меня, но всех всё равно не перетопишь в нефти. Да и не хватит тебе сил, красавчик… Что, примчался уцелевшие галогенки пересчитывать? Не старайся, их не осталось. Я потрудилась.
–
– Я не Норд с его жёстким регламентом, народ пачками на пирожки с ливером не перекручиваю...
– Что?.. – дамочка неожиданно схватилась за горло двумя руками и побледнела так, что слилась лицом со своим белым свитером. – Это что… на самом деле, правда? Про… ливер в пирожках?
– Ну, я тоже не очень верил в эти страшные сказочки о жестокостях Норда, пока года три назад одна девчонка из моего отдела не нашла в пирожке человеческий мизинец… Должно быть, плохо фарш в мясорубку пошёл. Или же просто повар оказался неумёхой…
– О, светлые небеса, – иммунолог на подкашивающихся ногах доплелась до окна и обессиленно привалилась спиной к подоконнику. Я с любопытством наблюдал за ней: вид новичка, медленно погружающегося в пучины Антинельской самобытности, ласкает глаза и сердце любого местного старожилы, аки бальзам.
– А я, дурочка, думала, гражданская война в Никеле и Берёзники – это худшее, что мне довелось пережить на своём веку, – дамочка вытерла рот тыльной стороной ладони и тяжело посмотрела на меня. – И что мне так не везёт? Вечно попадаю из нефти в ртуть, нигде покоя нет. Что уставился, Седар? Ты-то привык, а я в Антинеле месяц, и уже ненавижу его лютой ненавистью! Одни лифты ваши чего стоят! Я тут третьего дня застряла, думала, не выберусь никогда, – да спасибо большое практикантам, таки вытащили меня. Тут есть один, тот, на которого ты меня науськать пытался – рыженький, с чёрными глазищами, так он тоже из Некоузья, как и я сама. Видела его там мельком, ехали вместе в трамвае; но внешность его очень уж в глаза бросается – вот я и запомнила. Правда, не знаю, связан с узами этот мальчишка или нет – не сумела почувствовать, не успела. Он от меня тогда смылся и теперь прячется. Но я думаю, он всё-таки из интерната в Кирпичном, раз прячется.
– Кирпичное?.. А что это за место? – я подошёл поближе и тоже присел на краешек подоконника. Сильва, которая не Сильва, Агата, которая не Агата, иммунолог, практикант клёцконосого, Поль Бонита, опять же… Чувствую, скоро такими темпами выяснится, что у нас тут половина Антинеля родом из этого Некоузья, включая меня самого.
– Должен бы знать, Седар, – презрительно усмехнулась дамочка, всё ещё слегка дрожащей рукой поправляя пышные тёмные волосы до плеч. – В посёлке Кирпичное расположен спец интернат Элен Ливали, в котором растят новых граждан Некоузья. Гвардию нашего светлого, так сказать, ангела, нашего ландыша серебристого…
– Откуда мне знать. Я второй день директор, хотя предыдущий, Норд, пропал больше года тому назад. И лишь дней восемь, как я впервые столкнулся с Некоузьем, – я слегка отчуждённо пожал плечами, глядя куда-то вдаль и скрестив руки на груди.
– А ты милый, красавчик,…Жаль, яблочко с гнильцой, – дамочка вздохнула
– Э… стоп. Погоди. Я с какого-то места совсем тебя перестал понимать, – я нервно завозился на подоконнике. – Что значить «отдам Антинель вам с Элен Ливали»?
– Ну, просто одной Ливали. Она ведь тебя недолго в директорском кресле продержит, кому охота властью с любовником делиться? Элен обожглась уже один раз на Изгнаннике, теперь будет на холодную воду дуть. Что ты карие глазищи таращишь, дружок? Думаешь, мы без озона живём, так уж совсем беспомощные? Я же тебя насквозь вижу, Седар, и узы твои для меня, как на ладони.
– Мои чего?! – я едва не свалился с подоконника от этих слов.
– Твои узы, – с лёгкой брезгливостью повторила дамочка. – До Ливали с её мощью тебе, конечно, далеко, но Антинель под собой удержишь, даже, пожалуй, парочку соседних городков сможешь накрыть, не перенапрягаясь. А чего ты ящерку свою на пиджаке носишь, неужели медь под кожу побоялся зашить? Это ведь не больно, все ваши себе вшивают…
– Мои узы… – я сполз с подоконника и глубоко вдохнул, так, что закружилась голова. Спокойно, Седар, спокойно. Почему ты должен верить этой нервной брюнетке?.. Может, она уже слеганца свихнулась на почве своей священной войны с комендантшей Элен Ливали, и теперь ей на ровном месте узы мерещатся? Ведь Сильва бы заметила, будь со мной что-то неладное! Хотя,… может, я ими там на обратном пути заразился как-то, в этом седьмом/первом? От Агаты, которая на самом деле не Агата, например. Интересно, можно ли этой штукой заразиться?.. Мда. Чем дальше в лес, тем меньше вероятность, что на шашлыки.
– Э, э, тихо, красавчик, мне тут твои обмороки не нужны, как-то, – иммунолог потрясла меня за плечи, пытаясь заглянуть в глаза. – Так что, ты не из этих? Не из сторонников прогресса?
– Нет. Я терпеть не могу галогеновые лампы. Мне от них неуютно. И вышеобозначенная Ливали меня пыталась убить, – истерзанно сообщил я, – целых четыре раза. Так что не надо называть меня червивым яблочком и подозревать в постельных связях с Элен. Я её даже не видел ни разу. Если со мной что-то не так, я в этом не виноват. Меня сегодня одна девица током дёрнула, может быть, я от неё заразился? Это вообще заразно?
– Нет, Седар, в том-то и дело, – дамочка склонила голову набок, разглядывая меня и раздумчиво потирая ямочку на подбородке. Я вяло подумал, что до сих пор не спросил, как же её зовут.
Дамочка меж тем продолжала:
– Узы прячутся внутри человека, они или есть, или их нет. И те, у кого они есть, начинают ими сознательно и добровольно пользоваться. Элен ведь никого в Кирпичном не мучает и насильно не держит. Теперь, по крайней мере. Это раньше приходилось детей у семей насильно отнимать, а сейчас все сторонники прогресса спят и видят, что их ребёнок окажется в Кирпичном; это очень престижное место. Её детей в интернате любят и окружают заботой, а они отвечают взаимностью и за Ливали готовы и в нефть, и в ртуть, даже мать родную готовы убить.