Норильск - Затон
Шрифт:
— Чем же вы питались? — задав вопрос покраснела Лизонька.
— Оставит мать штуки три варёных картофелин да кусок хлеба. Вот и вся еда. — Вздохнула Елизавета Александровна.
— В войну жрать нечего было, а после войны тоже не фонтан. Одеться хотелось, в комнату купить, опять на еде экономили. Да и сколько там одна мать могла заработать. Из всей нашей компании только у Ильи отец был. А так картина вырисовывалась аховая. Либо до войны ещё в лагеря загудели, либо после. Многие на фронте погибли. Были такие, что в немецкий плен попали, а потом прямым ходом в наш лагерь поплыли. От ран же опять после войны умирали. Безотцовщина была. — Натирая от волнения свою шею, вспоминал
— А потом кому-то показалось горя мало и нас по этим лагерям пустили. — Обнял друга Дубов. — И всё равно на страну у меня обиды нет. Она маялась не меньше нас.
— Если не больше. Как мать страдала за своих детей не в силах помочь.
— Как же вы радоваться могли? — не понимал их состояния и речей Илья.
— Запросто. — Улыбнулся Дубов. — Желание жить было огромное. Кидались заниматься всем. Аэроклуб. Футбол. Спорт. А как осаждали концертные залы и летние площадки. Нынешним звёздам такого и во сне не привидится как мы любили своих кумиров.
— Как же вы, отец, ходили, если денег не было? — удивилась Лизонька.
— С Тимофеем вон все штаны на заборах протёрли.
— А, если в здании или закрытом зале?
— Крыша то с чердаком на что.
— Любые лазейки искали, у Борьки мать в театре работала билетёршей, ходили на всё, что там проходило, как белые люди через вход.
— Мороженое в стаканчике помните? — закатила глаза Елизавета Александровна.
— Которое я у тебя половину всегда съедал. — Засмеялся Мозговой. — Помню.
— Зато со мной делился Илья.
— Мне и вспомнить нечего одна работа с утра до вечера, — вытерла слезу Таня. — Деревня. Утром с петухами поднимают и на работу. Если не в поле, то на огород. Не на огород то скотине давать или корову пасти, что с соседями на двоих держали. Думаете, молоко видели, ошибаетесь. Его всё сдавали за налоги. Яйца туда же шли. На сушке маленько разживались. Насушим вишен, яблок, мать в чемоданы запакует и везёт на базар. Продаст, купит нам обувь, наберёт отрезов на платья, гостинцев каких. Меня за старшую оставляет и на детей, и на скотине. Фруктовые деревья народ приспособился за заборами сажать. Со стороны улицы, стало быть. На участке дорого было. Налогом не посильным обложил какой-то умник. Всё и вырубили. Народ сообразительный у нас, помозговал, как из положения выкрутиться, вот и придумал — на улице сажать. Налог брать не с кого и фрукты, ягоды есть. Оправдывали поговорку полностью: «Голь на выдумки хитра». Хитрили, куда деваться было. Тогда не доходило до меня, почему? Народ молчаливый был. Много-то не болтали. Потом уж дотянула сама до правды. А ещё мать хлеб пекла и возила продавать в город. А нам не давала. Только по праздникам, отрежет по куску. Себе пекли намешанный с травой. Ночью воровала в поле рожь или пшеницу нажнёт серпом в мешок и тащит. Этим и жили.
— За это ты, детка, и жизни не видела, — обнял Таню Дубов. — Хочешь, съездим на твою родину в село, посмотришь своих?
— Они её Илья уже давно похоронили, — вздохнула Елизавета Александровна.
— Илья прав, если есть желание, свози её. Налейте девчонки ещё нам с Ильёй чайку. Сынок, ты будешь?
— Нет, отец, меня увольте, я не водяной. Спать пора. Я забираю клюющую носом жену хлопающего с раскрытым ртом сына и исчезаю.
Услышав такое Тимка враз попробовал отбиться надеясь, естественно, на поддержку дедушек, но те развели руками. Изобразив: «непонятого» он, недовольно сопя, поднялся. А разговор за столом продолжался.
— Илюха прав, давайте расползаться. Помогаем женщинам перемыть чашки и спать. Слышишь, Дубов. Помнишь, как сетовал, куда тебе столько комнат, если ты практически тут не живёшь. Ночуешь и всё. А тебе объясняли,
— Ты прав Тимофей, можно и расширяться теперь.
— Это хорошая мысль, если в доме или подъезде будут продаваться квартиры, купи нам с Лизой, да и ребятам не помешает иметь здесь жильё. А при таком бардаке будут продавать непременно.
— Тимофей, может забрать внука у Илюхи с Лизой на ночь, а то ведь икру метать будет сынуля твой, он вчера только из Калинина приехал или как там он теперь называется. Тверь.
— Вот глючило тоже наших боссов переименовывать старые названия городов. Построй новый и называй, как душеньке угодно.
— Теперь эти же деятели торопятся быстрее всё поломать и переименовать с точностью до наоборот. «Восстановить справедливость»- это теперь называется.
— Кончай мальчики про политику и побежали баиньки, перелёт тяжёлый был всё-таки. Тимка брыкался, а спит без задних ног. — Позёвывала Елизавета Александровна.
— Что решили с Тимкой? — потёрла слипающиеся глаза Таня.
— Спит, пусть спит себе. У Ильи всё впереди. Заберёт с собой Лизоньку, отведёт душеньку, а Тим останется у вас. Пошли по норам. — Решил Мозговой поставить последнюю точку. — Дубов ты им сделай нормальное жильё. Не слушая этого лопуха, выйди на кого надо.
— Я так и сделаю. Спокойной ночи.
Лиза долго ворочалась около похрапывающего Тимофея, не в силах, не смотря на усталость, уснуть. Вечерние посиделки подняли давно минувшее. Вспомнилось, как поздним вечером шли к прячущемуся в завораживающей зелени озерку. Купались нагишом в разогретой за день воде. Лиза, не умея плавать, бултыхалась у мостков. Тимка мерял саженями озеро вдоль и поперёк. Вечерняя прохлада обнимала её мокрое переливающееся жемчугом в лунном свете тело, но холодно не было. Тимка спрятав её в своих больших руках накрывал обоих курткой. Собирая капельки губами с её лица и груди, он прижимал её к себе, отдавая тепло. Чувство, что их двое тут, забрасывала на Луну. Только он и она. Здесь. Сейчас. Не смотря на то, что впереди была целая ночь, Лиза всё равно была жадна до его ласк, не собираясь терять время попусту. «Мой», — шептала она, еле удерживаясь на подгибающихся ногах. А в озере мигала ей смешливая луна, кружимая хороводом хохотушек звёзд. Забывшись, она прошлась рукой по Тимофею, мигом среагирующего на это.
— Ягодка, ты почему не спишь? — потянулся он к ней.
— Вспомнила, как мы с тобой купались в озере нагишом. А потом ты с жаром грел меня на мостках.
— Ах, куда завели тебя сегодняшние вечерние разговоры. Как те мостки выдержали наши купанья, загадка. Повторим?
— С ума сошёл.
— А в чём дело. Забрыкаемся в Илюхину ванную, накупаемся, кровать за мостки сойдёт. Куртка на вешалке висит. Чем не решение…
Старые знакомые
В понедельник, посадив зятя на электричку на Калинин, грызть науку в академии, Дубов поехал в Министерство. Дел срочных не было, он решил уделить побольше время семье. Вернувшись, домой на обед, и плодотворно пообщавшись с Мозговым, мужики надумали таки ехать к Борису. Залив во флягу коньяк, отправились искать домоуправление, где работал домоуправом «друг» Боренька. Найдя тот двор, долго сидели в машине, у подъезда, где размещалась контора домоуправления. Не решаясь нырять в прошлое. Не так это оказалось просто. Был момент, когда хотели плюнуть на всё, как советовал сын и уехать. Но, всё же хлебнув из фляги по глотку, вышли. Телохранитель Дубова подал знак, что Борис на месте и один. Самое время посмотреть на него и себя показать.