Норма. Тридцатая любовь Марины. Голубое сало. День опричника. Сахарный Кремль
Шрифт:
– Приятного аппетита.
– Благодарим, – традиционно ответил бригадир.
Палач и конвойные с «танюшей» пошли к вертолету. Вольноотпущенные, оставив привезенные термосы, хлеб и посуду на столе под навесом, последовали за конвойными. Пятеро скрылись в темно-зеленой машине, трап поднялся, дверь закрылась, лопасти ожили, и через минуту вертолет «СТЕНА-восток-182» поднялся в воздух, резво развернулся и улетел на север. В зоне осталась только бригада № 17, стол под навесом, стулья, емкость с питьевой водой и столб безопасности с большими электронными часами, пятью камерами слежения и круглым серым
– Заключенные, время на харчевание 16 минут! – объявил динамик.
Простодушный Санек снял синюю вылинявшую кепку, заспешил к навесу:
– Ну вот, опять поркой харчевание уели.
– На целых четырнадцать минуток! – по-верблюжьи враскачку зашагал за ним губастый Бочаров.
– А вы что думали, росомахи? – хромал и зло щурился от солнца Подкова.
Бригада разобрала стулья, уселась за стол. Савоська и Салман опустились на пластиковые стулья, как ни в чем не бывало. Петров, морщась и охая, сел, ощупал колени и оперся на них большими белыми руками. Сан Саныч распечатал пачку глубоких тарелок, прессованных из рисовой пульпы. Подкова распечатал пачку ложек.
– Хто ш разливает$7
– Я, я, – Тимур открыл термос с супом, отстегнул от него половник и стал разливать в тарелки.
– Перловый? – потянул носом Подкова. – Это хорошо.
Слонов, как всегда, сам распечатал брикет с нарезанным серым хлебом, раздал бригаде. Когда Тимур закончил разливать и закрыл пустой термос, все встали. Слонов перекрестился и заговорил:
– Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ, не лиши нас и Небесного Твоего Царствия, но яко посреди учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир даяй им, приди к нам и спаси нас.
Он перекрестил стол. Все, за исключением Тимура и Салмана, тоже перекрестились. Бригада № 17 села и набросилась на еду. Суп съели молча и тут же захрустели ложками и тарелками: хлеба в обед давали по три куска, прессованная посуда и приборы были хорошим подспорьем. Съев глубокие тарелки и ложки, распечатали и разобрали плоские тарелки и вилки, тоже сероватые, прессованные из китайской рисовой пульпы. Тимур открыл второй термос, объявил:
– Мясо с рисом.
Бригада одобрительно заворочалась. Мясо давали по вторникам, четвергам и воскресеньям. Сегодня был четверг. По другим дням после супа шла перловая, пшенная или рисовая каша с рапсовым маслом.
Второе разложили по тарелкам и так же молча и быстро съели. Принялись за тарелки, рассовав вилки по карманам: их принято было уносить с собой на стройплощадку и жевать во время работы. Это называлось «глотать вилку».
Хрустя тарелкой, Слонов глянул на часы:
– Девять минут еще. Ну, что, кто сегодня тиснет по-веселому?
Все переглянулись.
– Давай, я! – с готовностью улыбнулся Савоська так легко, словно порки никакой и вовсе не было.
– Хорош тебе, и так тискаешь часто! – зло одернул его Подкова.
– Вчера же рассказывал? – удивился Санек.
– А тебе, чего, не смешно было? – ощерился Савоська.
– Про опричника и деву-то? Смешно.
– Ну и чего ж ты хавало разеваешь, шаби? [26]
– Савось, ты тискаешь в норме, но другие тоже хотят.
– Нехай Савося тиснет, нехай кто новый.
– Бочаров вон тиснуть должен. Этот развеселит!
– Ха-ха-ха!
– А лучше – Петруччо!
– Отстаньте, Христа ради…
– Хорош базарить, время пошло, православные.
Сан Саныч обтер кепкой вспотевшее от быстрой еды лицо, надел ее на свою маленькую седую голову:
– Вот что, братва, давайте я быль притисну.
– Лады, Сан Саныч, – одобрил бригадир.
– Значит так, – начал Сан Саныч, уперевшись в стол смуглыми кулаками со следами цементного раствора вокруг ногтей. – Одна тысяча девятьсот восемьдесят шестой год.
– Я тогда родился, – вдруг пробормотал хмурый Петров.
– Не перебивай. Значит, стукнуло мне тогда двадцать лет. Я, значит, армию отслужил, старшего сержанта получил, вернулся в Брянск, пошел на завод фрезеровщиком. И так стал хорошо хуярить, бля, так заебательски…
– Не матерись, – взял его Слонов за руку.
Сан Саныч покосился на камеру слежения и продолжил:
– Так стал я хорошо работать, вписался в тему яньлиди, [27] продвинулся за год, что меня комсоргом выбрали, а потом ко мне парторг подъехал: давай, Бузулуцкий, мы тебя в партию вступим, двинем по партийной линии. Ну, чего мне? Вступайте, говорю, меня в партию.
– Это в какую? – спросил Бочаров.
– В коммунистическую.
– А это что за партия?
– Неважно, ёптеть, чего перебиваешь?! – Подкова толкнул Бочарова.
– Вот, – Сан Саныч сцепил пальцы замком. – А парторг этот, Барыбин, он ко мне как-то проникся, ну как отец. У него-то сынок еще школьником утонул, и как-то он меня стал опекать, к себе зовет, чаем поит, разговоры душевные. В общем – попал я под крыло к начальству. И говорит, подготовься, Санек, хуе мое, партия – дело серьезное, почитай там Ленина, Маркса.
– Это писатели? – спросил Петров.
– Это главные, кто Красную Смуту затеяли, понял? – строго пояснил Слонов. – Хорош перебивать!
– Вот. Ну, я в библиотеку заводскую, тыр-пыр, взял Ленина, Маркса, припер к тетке домой, я тогда с теткой жил, она на этом же заводе, БРЯНМАШе, работала в ОТК. Родители-то мои развелись, мать с новым мужем на север уехала, а с отцом у меня хуе… то есть плохие отношения были. Да. И Барыбин это тоже знал. Вот. А у меня тогда той зимой чего-то простатит случился. Застудился как-то, хер знает. Я в армии еще муде застудил однажды, там зимой учения устроили, мы понтонный мост наводили, мороз, бля, двадцать градусов, все попростужались. В общем – ссать с трудом могу, побаливает низ как-то, рези, бля, слабость. Пошел ко врачу, он теткин знакомый, по блату принял, дал больничный на неделю. Ну, прописал мне там что-то пить, таблетки, а еще – через день ходить к нему на массаж простаты. Сначала говорил: была б у тебя жена, она бы тебе сама могла бы массировать простату, а нет жены – будешь приходить ко мне. Ну, все нормально, читаю я Ленина, Маркса, готовлюсь, смотрю дяньши, [28] а в три часа через весь Брянск прусь к этому доктору на массаж простаты. И он меня пальцем в жопу тычет. Раз, другой, третий. И надоело мне чего-то, дорога длинная, на двух автобусах ехать, ждать их, в общем, остопиз… ну, надоело. И я подумал: а сделаю я сам себе этот массаж простаты. Взял у тетки такой стальной молоток для отбивания мяса, у него ручка гладкая такая, стальная. Разделся я, значит.