Носорог для Папы Римского
Шрифт:
— Да, — сказал Ханс-Юрген, замедляя шаг.
Они уже миновали поилку и на самом деле вообще были не на пьяцце. День близился к вечеру. Улицы пустели.
— Что, уже наш проулок? Быстро же мы обернулись, брат Ханс-Юрген!
Несколько недель назад он попытался уговорить приора держаться за его плечо при хождении по городу. Это предложение было отвергнуто. Вскоре после этого начались пояснения о том, что их в тот или иной момент окружало, — Йорг шел, уверенно указывая налево и направо, и Ханс-Юрген обнаруживал, что смотрит на указанные ему ниши или же участки открытого неба, напрасно пытаясь отыскать какие-нибудь
— Ну вот и пришли, — сказал Йорг, хотя все еще был в десяти футах от входа и Хансу-Юргену пришлось осторожно подвести приора к двери наискосок.
Внутри же их роли поменялись: когда они шли через темноту коридора, Ханс-Юрген обнаружил, что его ведет за собой шагающий уверенной поступью слепец.
— Вы слышите, брат Ханс-Юрген?
Из их комнаты донеслось приглушенное ворчание. Через полуоткрытую дверь виднелся широкий клин света. Удар. Ворчание. Еще один удар. Какая-то возня. Йорг распахнул дверь и ворвался внутрь. Ханс-Юрген последовал за ним.
Ханно удерживал Сальвестро на полу, одной рукой обхватив ему рот, а Георг наносил удары. Ворчания исходили от избиваемого, который выпучивал глаза всякий раз, когда кулаки погружались ему в живот. Над ними стоял Герхард, поднявший голову лишь тогда, когда Георг остановился.
— Воровство! — воскликнул он в знак объяснения, причем его ярость была в равной мере направлена на Йорга и на распластанную жертву: Сальвестро бился, исходил рвотой и пытался восстановить дыхание. — Поймали его на месте преступления: он засунул нос в ваш драгоценный сундук.
Ханс-Юрген увидел, что сундук открыт. Он прошел через комнату и порылся внутри, поднимая оловянный лязг. В сундуке было почти пусто, о чем он и сказал. Сальвестро, задыхаясь и кашляя, пытался подать ему какой-то знак.
— Ваша обезьяна ополчилась на вас, приор. Вас предупреждали о том, что это случится.
Герхард и не пытался скрыть своего удовлетворения.
— Чепуха, — спокойно отозвался Йорг. — Если вы говорите о Сальвестро, то я уверен, что он не действовал нам во вред: значит, на то была благая причина.
— Где же тогда серебро? — заговорил Ханно, угрожающе выпячивая челюсть.
Все трое уставились на Йорга, и тот ответил:
— Уверен, что если он его и взял, то только в целях лучшей сохранности. Он наш верный слуга, разве это не правда, Сальвестро?
Сальвестро кашлял и пытался что-то сказать. Ханс-Юрген услышал то ли «яхь», то ли «ихь» — какое-то неразборчивое бульканье. Снова последовал кашель, а затем он более отчетливо произнес:
— Это я их поймал. Застукал их.
При такой наглости Георг задрал было кулак. Герхард помотал головой, и его рука остановилась.
Голос Йорга был терпеливым, едва ли не добродушным.
— Ну, давайте, Сальвестро. Просто верните то, что спрятали.
Ханно отпустил его, и Сальвестро поднялся на ноги.
— Я ничего не брал, — сказал он.
— Он лгал вам с самого начала, старый вы дурень, — процедил Герхард.
— Оставьте эти глупости, Сальвестро, — сказал Йорг. Затем более
— Спросите его, почему он оказался здесь в такой час. Вот о чем спросите, — сказал Герхард.
— Ничего у меня нет, — сказал Сальвестро.
— Я спрашиваю в последний раз… — начал Йорг.
— Думаете, он на этом остановится? — Герхард поднял серебряные ножны, и Сальвестро метнулся к ним; Ханно сбил его с ног. — Это было в его матрасе.
— Они мои, — запротестовал Сальвестро.
Герхард посмотрел на него сверху вниз.
— Мы вытащили тебя из моря, кормили тебя, одевали, и вот как ты нам отплатил? Ты все тот же дикарь, каким был всегда. Вор! Островитянам следовало утопить тебя при рождении.
— Отдайте это ему, — сказал Йорг холодным и твердым голосом. — А теперь пусть поднимется.
Ханс-Юрген смотрел, как Сальвестро берет ножны и встает. Трое остальных монахов держали языки за зубами.
— Подойдите, — сказал Йорг. Он протянул руку, которая сперва опустилась Сальвестро на голову, но затем мягко скользнула ему на лицо. — Не думайте, что я не смогу вас разгадать, — пробормотал он, хотя казалось, слова эти были обращены главным образом к нему самому. — Мы же не прошли столь долгий путь, чтобы потерпеть здесь неудачу? — Ханс-Юрген видел, что приор изо всех сил пытается держать себя в руках. — Я спрашиваю вас в последний раз…
Сальвестро уже отрицательно мотал головой. Йорг уронил руку, и лицо его ожесточилось.
— Уходите, — сказал Йорг.
— Я вернулся, чтобы… — начал было Сальвестро.
— Убирайтесь! — повысил голос Йорг.
Сальвестро снова начал протестовать, причем черты его, на взгляд Ханса-Юргена, странным образом исказились. Тогда Йорг взорвался, рот его скривился от гнева, и он заревел на несчастного так, словно самое присутствие того внезапно сделалось для приора непереносимым:
— Вон! Вот отсюда, варвар!
Четверо человек видели, как Сальвестро на секунду повесил голову. Когда он снова поднял взгляд, лицо его было таким же непроницаемым, как обычно. Он замешкался у двери, но Йорг не обернулся. В комнате царило молчание. Варвар произвел быстрое, презрительное движение, и ножны залязгали по полу. Ханс-Юрген нагнулся, чтобы их поднять. Когда он выпрямился, Сальвестро уже не было.
Ах, эта обглоданная оленями зелень Ла-Мальяны и Кампо ди Мерло, пушистые и подбитые мехом неровности, травянистые складки и коротко остриженные луга, напоминающие лобковые заросли венецианской куртизанки! Какой дерн! Какая замечательная земля! Днем пропитанная зноем, теперь она воздает за щедрость солнца ночными выделениями теплого воздуха, который окутывает охотничьи угодья земляными испарениями и туманами, темным воздухом и его приятными запахами. Маслянисто-черный медлительный Тибр, изобилующий здесь излучинами, то наступает, то отступает — плывучий крестной ров покинутых бастионов и так никогда и не воздвигнутых з'aмковых стен. Там стоит на якоре барка, украшенная флагами, вымпелами и даже папской мантией, готовая послезавтра отправиться вниз по реке, к Остии. Небольшие группы деревьев как будто хитроумно собраны и увязаны в стога великанами. И — чу! — дульцимер.