Носорог для Папы Римского

Норфолк Лоуренс

— Он может двигаться, — сказал он Осему.

— Есть он тоже может, — ответил тот. — Но предпочитает не есть. — Последовала пауза. — По-моему, он очень скоро умрет.

Тейшейра помотал головой.

— Где дон Франсишку? — спросил он.

— На берегу, вместе с остальными. На рассвете губернатор острова прислал за ними лодки. — Осем посмотрел на него с беспокойством. — Вы все еще слабы, — сказал он. — Вам надо поесть, а потом снова поспать.

— Перед тем, как я заболел, — осторожно сказал Тейшейра, — ко мне приходил один матрос. Он сказал, что мне надо перевести Ганду на палубу.

— Так что же вы этого не сделали? — ответил Осем. — Дон Жайме, зверь мог бы сегодня чувствовать себя так же хорошо, как и вы.

— А почему этого не сделали вы? —

спросил Тейшейра, обернувшись на него. — И почему тот матрос считал, что мне это следует сделать?

— Откуда мне знать? — развел руками Осем. — Надо бы найти этого матроса и спросить у него. Как его зовут? — Осем говорил с такой живостью и напором, словно это было наиважнейшим вопросом.

Но он не спрашивал у матроса, как его зовут, и, хотя узнал бы его при встрече, описать его внешность Осему не мог. Он ушел и в одиночестве уселся на полубаке, защищенный от солнца навесом Гонсалу. На другой стороне корабля разговаривали между собой Осем и матросы на полуюте. Ближе к полудню двое из них разожгли топку и принялись за готовку. В занавешенной клетке было тихо. Смертный одр зверя, с горечью думал Тейшейра. Может, если бы он внял словам того матроса и зверя подняли бы раньше… Или если бы сам он выздоровел раньше… Но почему вообще к нему приходил тот матрос? Тейшейра стал ломать над этим голову. Может быть, дон Франсишку в конце концов обезопасил себя от угрозы, поняв, что Ганда — его уязвимое место? Срази лошадь, и всадник упадет вместе с ней. Он с неловкостью подумал о том, как рухнул на землю белый конь. Такую параллель было по силам провести даже этому фидалгу. Но пожалуй, на такое он все же не способен, да и доказательств никаких не было.

Поглядывая в сторону берега, Тейшейра обратил внимание на нескольких человек, расхаживавших по палубе каравеллы. Вдоль берега в обе стороны катились телеги, запряженные низкорослыми быками и доверху нагруженные ярко-зеленым сахарным тростником. Каноэ по большей части уже отплыли. Он раздумывал, не велеть ли матросам спустить баркас на воду, чтобы доставить его на берег. Там его ждали инструкции Переша — инструкции, касавшиеся зверя. Но сейчас более уместен был бы учебник по бальзамированию. Или молитвенник. Не успел он перейти от этих мыслей к делу, как увидел, что от одного из пирса отчалила большая лодка — гребцы-негры с силой налегали на весла. Ближе к корме сидел белый. Тейшейра смотрел, как лодка приближается.

— Дон Жайме Тейшейра! Дон Жайме Тейшейра! Дон Фернан де Меллу, губернатор Сан-Томе, почитает за честь узнать о вашем прибытии и велит мне, дону Перу де Синтре, доставить вас к нему, чтобы он смог самым сердечным образом вас поприветствовать…

Когда Тейшейра спускался по веревочной лестнице, у него затряслись ноги. Все еще слаб, отметил он. Негры снова налегли на весла. Вместо того чтобы вернуться к пирсу, они направились прямо к берегу, спрыгнули в воду и последние двадцать футов подтягивали к нему лодку с оставшимися в ней двумя пассажирами. Болтовня дона Перу лилась на Тейшейру, пока он, пошатываясь, поднимался по галечному откосу, дивясь отсутствию качки, совершенно непривычному после стольких месяцев на борту «Ажуды». Каравелла называлась «Пикансу», командовал ею дон Руй Мендеш де Мешкита, и была она первой из флота Мины, прибывшей в этом году, целый месяц тому назад, с разрешения дона Афонсу да Торреша, что, по словам Перу, может вызвать сильнейшее раздражение у дона Кристобаля де Аро, чей контракт действителен на всем побережье вплоть до мыса Санта-Катарина, в зависимости от того, будут ли пассаты в этом году сильными или слабыми, поздно ли они начнутся и в нужном ли направлении будут дуть… Тейшейра слушал его вполуха, пока они шли вдоль берега. В воздухе разливался какой-то звук, слышимый лишь в те мгновения, когда дон Перу умолкал, чтобы перевести дыхание, — это было непостижимо радующее слух завывание, очень тихое, прерываемое короткими паузами. Наконец Тейшейра жестом велел Перу замолчать и тогда понял, что это пение.

— Это поют негры, которые измельчают тростник, — пояснил Перу.

Он указал куда-то поверх корявых сараев, мимо которых они проходили, и Тейшейра догадался, что имеются

в виду те крыши, которые он видел с корабля. Но как раз в то время, когда у него появилась возможность прислушаться к пению, оно внезапно оборвалось.

— А, — сказал Перу. — Это, должно быть, дон Фернан. Они всегда умолкают, когда он проезжает мимо. Его мутит от этого воя. Пойдемте, мы должны встретиться с ним в форте.

Форт оказался чем-то вроде палаццо, выстроенного целиком из дерева и крытого тростником, как и все остальные здания на острове. Со всех сторон он был окружен приподнятой террасой, а у каждого из четырех углов стояло по маленькой пушке: орудия эти имели вид более декоративный, чем где-либо еще. Над одной из пушечек стояли двое человек. Один на что-то показывал, а другой, кивавший и смеявшийся, был не кем иным, как доном Франсишку. Увидев Тейшейру, он перестал смеяться.

Дон Фернан де Меллу подошел к нему и отвесил глубокий поклон. Был он среднего роста, плотный, с тяжелой челюстью и двойным подбородком. Водянисто-голубые глаза совсем не гармонировали с грубыми чертами лица, из-за чего Меллу странным образом походил чуть ли не на ребенка: вечно зреющая юность на грани вечно зреющей раздражительности. С Тейшейрой он говорил осторожно, общими словами, словно обращался к толпе, которая собралась лишь для того, чтобы услышать его мнение. Когда с приветствиями было покончено, все четверо проследовали внутрь и принялись обсуждать пополнение запасов провианта на «Ажуде»: договорились о ценах, кратко обговорили количество и качество продуктов. Дон Франсишку торговался с Меллу, а Тейшейра, глядя на них, все сильнее озадачивался простотой, с которой проходили эти переговоры. Меллу был притчей во языцех во всех Индиях как человек, отказавший в поставах провианта голодающему гарнизону Мины из-за того, что те не могли расплатиться золотом. Положим, с тех пор минуло почти десять лет, но ходили и другие слухи, причем куда более страшные, а теперь вот Главный Лавочник Гвинейского побережья смиренно соглашается со всем, что предлагает этот тупой дон Франсишку. Погрузку начнут сегодня же вечером и управятся за три дня, а может, даже за два. Тейшейра и дон Перу наблюдали за тем, как эти двое перешучиваются и добродушно препираются, причем последний не прилагал никаких усилий, чтобы скрыть, как изумлен он столь неожиданным преображением губернатора Сан-Томе. Пока они все еще обменивались последними рукопожатиями и Меллу с горестным восхищением признавал, что иметь дело с доном Франсишку даже тяжелее, чем с самим королем Маноло, Тейшейра перебил их, спросив об адресованной ему депеше.

Оба умолкли. Меллу обернулся к дону Франсишку, и дон Франсишку прочистил горло.

— Все улажено, — начал он хриплым голосом. — Я уже просмотрел ее. Мы должны следовать прежним курсом. — Он сделал паузу. — Ваша болезнь заставила меня принять соответственные меры, и, будучи, то есть, хочу я сказать, учитывая, что я являюсь капитаном «Ажуды», я взял это дело на себя…

Здесь он остановился: дурно отрепетированное объяснение увязло в собственной его едва скрываемой неловкости.

Тейшейра следил за тем, чтобы лицо его ничего не выражало. Все яснее становилась причина, по которой внезапно задохнулся их смех. Понимая, что иначе он никогда не узнает содержания адресованной ему, Тейшейре, депеши, дон Франсишку, чтобы вскрыть ее, воспользовался его болезнью. К этому его, несомненно, склонил Меллу, а затем состряпал эту дурацкую уловку, которую дон Франсишку теперь воспроизводил послушно, как попугай.

Вслух же он сказал:

— Разумеется, дон Франсишку. В случае моей смерти вам следовало бы принять на себя мои обязанности, а без инструкций это вряд ли было бы возможным…

Его голос был спокойным, почти невыразительным. Хороншо, думал он, давай дальше.

— Тем не менее неловко получилось бы, случись дону Фернану де Перешу узнать, что официальный получатель его депеши совершенно незнаком с ее содержанием. Неважно, прежний курс или нет, но, вероятно, было бы лучше, если бы я тоже ознакомился с его посланием. Вы так не считаете?

Когда он закончил, возникла короткая пауза. Меллу снова посмотрел на дона Франсишку. Дон Франсишку ответил ему недоуменным взглядом.