Ностальгия по чужбине. Книга первая
Шрифт:
Уолш окинул пристальным взглядом женщину, имя которой было выбито на барельефе первого этажа в списке людей, имевших особые заслуги перед Центральным разведывательным управлением США.
— Ты уже что-то решила, да?
— Ох уж эта мужская проницательность!
— В твоем возрасте, Паулина, желчь расходуют очень экономно.
— Оставь в покое мой возраст, мужлан!
— Что ты собираешься предпринять?
— Ты принимаешь мое условие?
— А ты оставляешь мне выход?
— Ты же знаешь, Генри:
— Этого еще не хватало, — пробурчал Уолш.
— Я не стану тратить время на беседы с твоими русскими трофеями… Дай мне выход на Моссад. Только серьезный выход…
— Зачем? — взгляд Уолша сразу же стал настороженным. — Что ты задумала?
— Дай, потом узнаешь.
— Кого ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, кого.
— Паулина!
— Генри!
— Это невозможно.
— Следовательно, то, о чем ты меня просишь, на самом деле не так уж и важно.
— Боюсь, это важнее, чем я думаю, — пробормотал Уолш.
— Тогда не артачься, Генри! Позвони ему.
— Он не станет с тобой говорить, Паулина.
— Если этого захочешь ты, то станет. Как миленький станет.
— Я не уверен, что сейчас — самое подходящее время для такой встречи…
— Не назначай ее на субботу, — пожала плечами Паулина.
— Он тяжело болен…
— Если он все еще в своем кресле, то не вижу прямой связи. Ты, кстати, тоже не производишь впечатление здорового человека…
— Ты уверена, что это даст результат?
— Естественно, не уверена. Но если продвигаться обычными путями, мы потеряем много времени. И у меня нет гарантий, что потом нам удастся его наверстать…
— Когда ты хочешь?
— Как можно скорее.
— Хорошо… Ближе к вечеру я перезвоню тебе домой.
— Только не в час ночи, пожалуйста, как ты это обычно делаешь.
— Ладно, позвоню в двенадцать, — вздохнул Уолш и подтолкнул женщине типографский бланк контракта. — Прочти и подпиши, Паулина…
Женщина цепким взглядом охватила сразу весь текст и, помедлив пару секунд, презрительно хмыкнула:
— Всего десять тысяч в месяц? Ты издеваешься надо мной!
— Так тебе же не нужны деньги, — усмехнулся Уолш.
— Естественно! — ответила Паулина и гордо вздернула точеный подбородок. — Мне не нужны деньги как средство приобретения конкретных вещей. Но в качестве эквивалента признания собственных заслуг, я нуждаюсь в них хронически! В этом плане я, можно сказать, нищенка!..
— Сколько же ты хочешь, вымогательница?
— Пятнадцать. И то лишь потому, что ты мне не безразличен. Даже со своим долбаным бюджетом…
— Впиши своей рукой.
— Уже вписала, милый.
— Ты вычистила годовой бюджет контрактников до цента, — сказал Уолш, пряча контракт в ящик стола. — Так что, если тебе свернут голову, не рассчитывай на венок от конторы…
— Когда ты будешь умирать
…На следующее утро она вылетела в Тель-Авив под вымышленным именем рейсовым «Боингом» авиакомпании «Эл Ал». Полет занял целых одиннадцать часов, включая полуторачасовую стоянку в Хитроу, однако вливаясь в потоке пассажиров в зал прибытия, Паулина чувствовала себя подтянутой и бодрой. Она действительно истосковалась по ДЕЛУ.
В зале прибытия к ней навстречу с истошным криком: «Тетя Эми, я здесь!..» бросилась молодая грудастая особа в кожаной куртке и с распущенными черными волосами. По радостной ответной реакции прибывшей американки вряд ли кто-то мог догадаться, что она не только впервые в жизни видит свою племянницу, но и никогда раньше не знала о ее существовании.
Радостно обнимаясь и перебивая друг друга, как и подобает истосковавшимся в долгой разлуке родственницам, женщины направились к выходу и уже через пять минут сидели в потрепанном «ситроене», запаркованном под мрачным пандусом аэропортовской стоянки.
Закинув сумку гостьи на заднее сидение, брюнетка уверенно тронула машину с места. А еще через сорок пять минут Паулина входила в просторный холл двухэтажного домика, у порога которого ее высадила «племянница». Холл выглядел пустоватым — диван, два кресла, низкий журнальный столик, на котором стояла простая синяя вазочка с полевыми цветами и старинные напольные часы в углу. Одно из кресел занимал совсем старый мужчина с землистым цветом лица. Едва заметные кустики седых волос обрамляли с боков вытянутый череп. Туловище мужчины прикрывал наполовину потертый плед, а его руки — высохшие, с отчетливо расползшимися голубыми притоками вен, спокойно лежали на подлокотниках кресла.
— Простите, что не могу поздороваться с вами стоя, — на хорошем английском произнес мужчина и, с трудом оторвав от подлокотника правую руку, указал ею на кресло. — Располагайтесь, мисс Паулина…
Женщина улыбнулась и села напротив.
— Хочу поблагодарить вас за то, что вы согласились встретиться со мной, мистер Гордон…
— Если бы я знал, с кем мне предстоит беседа, я бы даже не стал возражать…
— А вы возражали?
— Генри вам не сказал?
— А вы просили его сказать?
— Я кое-что слышал о вас…
— Но не больше, чем я о вас, мистер Гордон, — улыбнулась женщина.
— Будем считать, что протокольная часть завершена… — Гордон протер платком слезящиеся глаза. — Я слушаю вас, мисс Паулина…
— Я очень обеспокоена судьбой одной из своих воспитанниц, мистер Гордон… — Паулина говорила спокойно и даже непринужденно. — Не знаю почему, но она решила обратиться за помощью к вам…