Ностальгия
Шрифт:
— Большая у вас территория?
— Хватает. Весь лес вокруг Коста де Сауипе. До самого Нью-Ресифи. Ну, и район Парк-Дос-Авес тоже наш. Дальше снова ваши, — в интонации сержанта мне чудится легкая издевка. Или это кажется?
— Ни хрена себе… — я просто раздавлен. Какой-то туземный батальон из полудиких варваров под руководством взвода егерей держит в кулаке территорию, равную зоне ответственности половины дивизии. И как держит — любо-дорого посмотреть! Без всякой орбитальной авиации и артналетов по площадям.
— И что — каждый день пешком? — допытываюсь
— Это ж сколько надо топать от лагеря…
— А у нас нет лагеря, — весело отвечает сержант.
— Как нет? Совсем?
— Совсем.
— Где же вы живете? Спите где?
— Как где? Тут, — он кивает на деревья, — Вот он, наш лагерь. Наш дом.
— А как же припасы? Поддержка?
— Боеприпасы и соль нам на дороге оставляют, с очередной колонной, по случаю. Питаемся дичью да фруктами. А поддержка нам ни к чему вроде. Мы сами себе поддержка. Так, иногда попросим огонька на полянку.
Гота выталкивают из люка. Он пристраивается на броне поближе ко мне, а на его месте уже торчит Крамер. Всем интересно посмотреть на чудо-бойцов в грязных вонючих хламидах, в которых кишат насекомые. Я отхлебываю бренди, чтобы в башке как следует все уложилось. Протягиваю флягу гостю. Тот с удовольствием прикладывается.
— А что боец твой — не пьет?
— Ему нельзя. Он воин. Они вообще спиртного не пьют. Только дурь свою местную нюхают. Убойная штука. Понюхаешь, и километров тридцать бежишь, ног не чувствуя. Они тут все дыры знают. От них не спрятаться. Железные ребята, вот только с языком у них проблемы.
Проезжаем сгоревший остов инженерной машины. Кресты в этом месте расступаются, словно из уважения к железному гробу.
— Мина? — киваю я на кучу горелого железа.
— “Говорящие кресты”. Инженеры решили без сопровождения проскочить, — в голосе Гордона слышится усмешка.
— Ну вы, бля, и беспредельщики…
Сержант пожимает плечами.
— Запретная зона… Порядок один для всех.
— Слушай, и что, никаких партизан тут нет? И не пытаются даже? Нас вот недавно под Маракажу так обложили — только держись.
— Почему нет? Есть. Были, — поправляется он, — Вон они. В основном.
Мы все молча смотрим на череду крестов. На бывших людей в мешках, которых заживо пожрали насекомые. Мимо плывут детские скелетики, объеденные муравьями дочиста. Скелетики аккуратно привязаны за руки. Никаких варварских гвоздей. Никакого членовредительства. Гот с ужасом смотрит на останки.
— Это же дети, епть! — наконец, выдавливает он, — Ну вы и звери гребаные… Шпиены, мать вашу! Ублюдки! — Он с отвращением смотрит на Гордона.
Тот спокойно пожимает плечами.
— Был тут такой командир отряда наемников. Дисли Каррейро. Все пытался дорогу блокировать. Снабжали их хорошо. Тропы нам минировал. Людей в Ресифи воровал, заложников брал. И солдат
Все молчат потрясенно. Рассказанное и увиденное не укладывается в башке. Бойня в Порту-дас-Кайшас и в Зеркальном после этого — шалости в песочнице. Делаю добрый глоток. Гота вот-вот заклинит. Протягиваю ему флягу: “Хлебни, отойдешь. Я сказал — хлебни, а не хлебай”.
— А остальных… куда? — наконец спрашивает Гот.
— Куда-куда. Отвезли в район Ресифи и отпустили. На кой они нам? Мы же не варвары.
Что— то в железной логике Гордона не дает мне покоя. А, вот оно:
— Слушай, Сэм, а не боишься, что ваших тоже, того…
— Не-а. У нас нет семей.
— Что, вообще ни у кого?
— Вообще.
Дальше едем в молчании. Почти совсем стемнело. Кресты сливаются с окружающими деревьями, потом становятся все реже, пока, наконец, не исчезают совсем. То ли жерди в лесу кончились, то ли белые люди со временем перевелись.
— Командуй остановку, садж, — говорит Гордон. — Приехали. База через четыре километра. Спасибо за выпивку. Будешь в Коста де Сауипе — загляни в Кваналпо, тебе понравится. Бывай.
Он легко спрыгивает на землю. Волком бесшумно исчезает в темноте. Такблок тут же гасит зеленую метку. Все метки, кроме наших. Когда я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на его спутника, на броне пусто. Молчаливый индеец исчез, словно растворился в лесном воздухе.
— Мы тут все гребнемся, как эти егеря, — Гот никак не может успокоиться, — Это не солдаты — людоеды какие-то. Это ж надо — детей живьем на съедение… Суки…
Я забираю у него винтовку. Перехватываю управление его автодоктором. От ударной дозы Гота плющит так, что он вот-вот выше деревьев прыгнет. Он щурится на звезды, мотает головой, как жеребящийся олень, и, счастливо улыбаясь, повторяет:
— Нет, это ж надо — кресты! Обхохочешься… Приколисты, бля… Аллея призраков, нах… Сами, как призраки… Муравьев — и в мешок! Ха-ха-ха! Нет, это ж надо — кресты…
— Крысы в бочке, — неожиданно говорит Паркер.
— Крысы?
— Очень давно на флоте было много крыс. Целое бедствие. С ними так боролись — ловили кучу крыс и сажали в бочку без жратвы. Через какое-то время оставалась одна — крысоед. Ее выпускали назад в трюм и она жрала только себе подобных.
— Ну и что? — недоумеваю я.
— А то, что эти гребаные дикари — те же крысы. Егеря их как крыс на своих натаскали. Самое эффективное оружие. Лучше не придумаешь. Знают все дыры и всюду, где надо, пролезут. Твари дикие. — он сплевывает за борт.