Новь
Шрифт:
Тебе Соломин все расскажет, а также Марианна. Марианна Викентьевна. Они оба вполне одобряют мое намерение.
Дело идет обо всех нас, то есть нет, нет, - подхватил он в ответ на взгляд и движение Марианны ...
– Дело идет о Маркелове; о нашем общем приятеле Маркелове - о нем одном. Но теперь прощай! Минута каждая дорога, прощай, друг... Мы еще увидимся. Василий Федотыч, угодно вам пойти со мною распорядиться насчет лошадей?
– Извольте. Марианна, я хотел было сказать вам: будьте тверды!
– да это не нужно. Вы - настоящая!
–
– поддакнул Паклин.
– Вы римлянка времен Катона! Утического Катона! Однако пойдемте, Василий Федотыч, пойдемте!
– Успеете, - с ленивой усмешкой промолвил Соломин.
Нежданов посторонился немного, чтобы пропустить их обоих... но в глазах его было все то же непонимание. Потом он шагнул раза два - и тихо сел на стул, лицом к Марианне.
– Алексей, - сказала она ему, - все открылось; Маркелова схватили крестьяне, которых он пытался поднять; он сидит арестованным в городе, так же как и тот купец, с которым ты обедал; вероятно, и за нами скоро приедет полиция. А Паклин отправился к Сипягину.
– Зачем?
– прошептал едва слышно Нежданов. Но глаза его просветлели - лицо приняло обычное выражение. Хмель мгновенно соскочил с него.
– А затем, чтобы попытаться, не заступится ли он...
Нежданов выпрямился...
– За нас?
– Нет; за Маркелова. Он хотел было просить и за нас... да я не позволила. Хорошо я сделала, Алексей?
– Хорошо ли?
– промолвил Нежданов и, не поднимаясь со стула, протянул к ней руки.
– Хорошо ли?
– повторил он и, приблизив ее к себе и прижавшись лицом к ее стану, внезапно залился слезами.
– Что с тобой? Что с тобой?
– воскликнула Марианна.
– Как в тот раз, когда он пал перед ней на колени, замирая и задыхаясь от внезапно нахлынувшей страсти, она и теперь положила обе свои руки на его трепетавшую голову. Но что она теперь чувствовала - было уже совсем не то, что тогда. Тогда она отдавалась ему - она покорялась - и только ждала, что он ей скажет. Теперь она жалела его - и только думала о том, как бы его успокоить.
– Что с тобой?
– повторила она.
– Зачем ты плачешь? Неужели оттого, что пришел домой в немного... странном виде? Быть не может! Или тебе жаль Маркелова - и страшно за меня, за себя? Или наших надежд тебе жаль? Не ожидал же ты, что все пойдет как по маслу!
Нежданов вдруг приподнял голову.
– Нет, Марианна, - проговорил он, как бы оборвав свои рыдания, - не страшно мне ни за тебя, ни за себя... А точно... мне жаль...
– Кого?
– Тебя, Марианна! Мне жаль, что ты соединила свою судьбу с человеком, который этого не стоит.
– Почему так?
– А хоть бы потому, что этот человек в такую минуту может плакать!
– Это не ты плачешь; плачут твои нервы.
– Мои нервы и я - все едино! Ну послушай, Марианна, посмотри мне в глаза: неужели ты можешь мне теперь сказать, что не раскаиваешься...
– В чем?
– В том, что ты ушла со мною?
–
– И ты пойдешь со мною дальше? Всюду?
– Да!
– Да? Марианна... да?
– Да. Я дала тебе руку, и пока ты будешь тем, кого я полюбила, - я ее не отниму.
Нежданов продолжал сидеть на стуле; Марианна стояла перед ним. Его руки лежали вокруг ее стана, ее руки опирались об его плечи. "Да; нет, - думал Нежданов, - а между тем, бывало, прежде, когда мне случалось держать ее в своих объятиях - вот так, как теперь, - ее тело оставалось, по крайней мере, неподвижным; а теперь я чувствую: оно тихо и, быть может, против ее воли бежит от меня прочь!"
Он разжал свои руки... И точно: Марианна чуть заметно отодвинулась назад.
– Вот что!
– промолвил он громко.
– Ведь если мы должны бежать... прежде чем полиция нас накрыла... я думаю, не худо бы нам сперва обвенчаться. В другом месте, пожалуй, такого податливого попа Зосиму не найдешь!
– Я готова, - промолвила Марианна.
Нежданов внимательно посмотрел на нее.
– Римлянка!
– проговорил он с нехорошей полуулыбкой.
– Чувство долга!
Марианна пожала плечом.
– Надо будет сказать Соломину.
– Да... Соломину...
– протянул Нежданов.
– Но ведь и ему, чай, угрожает опасность. Полиция и его возьмет. Мне кажется, он участвовал и знал еще больше моего.
– Это мне неизвестно, - отвечала Марианна.
– Он никогда не говорит о самом себе.
"Не то, что я!
– подумал Нежданов.
– Вот что она хотела сказать". Соломин... Соломин!
– прибавил он после долгого молчания.
– Вот, Марианна, я бы не жалел тебя, если б человек, с которым ты связала навсегда свою жизнь, был такой же, как Соломин... или был сам Соломин.
Марианна в свою очередь внимательно посмотрела на Нежданова.
– Ты не имел права это сказать, - промолвила она наконец.
– Не имел права! В каком смысле мне понять эти слова? В том ли, что ты меня любишь, или в том, что я не должен был вообще касаться этого вопроса?
– Ты не имел права, - повторила Марианна.
Нежданов понурил голову.
– Марианна!
– произнес он несколько изменившимся голосом.
– Что?
– Если б я теперь... если б я сделал тебе тот вопрос, ты знаешь!.. Нет, я ничего у тебя не спрошу... прощай
Он встал и вышел; Марианна его не удерживала. Нежданов сел на диван и закрыл лицо руками. Он пугался своих собственных мыслей и старался не размышлять. Он чувствовал одно: какая-то тесная, подземная рука ухватилась за самый корень его существования - и уже не выпустит его. Он знал, что то хорошее, дорогое существо, которое осталось в соседней комнате, к нему не выйдет; а войти к нему он не посмеет. Да и к чему? Что сказать?
Быстрые, твердые шаги заставили его раскрыть глаза. Соломин переходил через его комнату и, постучавшись в дверь Марианны, вошел к ней.