Новая прошивка императора
Шрифт:
А зацепило меня следующее: во-первых, воспоминания «из той жизни» — в одной из читанных около исторических книг Трепов был выписан сущим негодяем и сатрапом. Но, так как автор оного опуса был как раз из тех, кому любая Россия не мила — хоть красная, хоть чёрно-жёлтая, хоть белая, то я справедливо рассудил, что Трепов вполне может оказаться нашим слоном. Тем более что в моём прошлом его убили эсеры в грядущие годы революционного террора[7] и он не принёс той пользы, которой мог бы принести.
[7]
И снова герой ошибается: по-видимому, у него в голове
А значит, если Дмитрия Фёдоровича раньше назначить на достойную должность, да лучше поставить охрану, то сейчас он вполне может успеть себя реализовать до конца.
А было ещё и во-вторых, мне помнилось, что Трепов, этот известный своей фразой «патронов не жалеть» реакционер был, ни много ни мало, сторонником т. н. «зубатовщины», или попросту «социализма для рабочих с монархическим лицом».
В общем, обдумав подобные соображения, а также не имея под рукой иных авторитетных людей (тот же Зубатов при всех его прогрессивных идеях, пока не вышел ни чинами, ни породой, что для сословного государства было очень сильным пороком) я решил сделать ставку на связку «Трепов-Зубатов».
Посещение пострадавших оказалось тягостным, больница была крайне далека оттого, что я понимал под этим словом. Мы ходили по баракам и даже палаткам — всё это слилось для меня в один бесконечный кошмар, однако мои спутники старательно фиксировали все просьбы пострадавших и врачей. Так что я был уверен: если затем всё должным образом проконтролировать, то толк будет.
И лишь Аликс продолжала нервировать, постоянно напоминая мне про мадеру[8].
[8]
История с мадерой действительно была, Николай II и Александра Фёдоровна разослали множество бутылок пострадавшим. Кто придумал такой способ поддержки, мне не известно, однако по меркам главного героя, нашего современника, сей поступок (особенно на фоне общей ситуации с Ходынской катастрофой и продолжением коронационных увеселений) выглядит сомнительным.
Посещение больницы окончательно добило мою ещё не оправившуюся от переноса психику, и я был временно не в состоянии провести запланированную встречу с рядом ответственных лиц империи. Поэтому я решил дать себе совсем небольшую передышку на чай и прогулку по Нескучному саду. Надо отметить, что именно сейчас Аликс не сплоховала, а, заметив моё состояние, предложила такой простой, но эффективный вид отдыха.
По пути к Александрининскому дворцу[9], я распорядился, чтобы Танеев немедленно приготовил приказ о прекращении торжеств и о перевозе всех знатных делегаций в Петербург начиная с завтрашнего числа.
[9]
Александрининский дворец располагается
— Александр Сергеевич, привезёте его мне на подпись к восьми часам, как раз к встрече со всеми ответственными лицами, о которой мы уже уговорились!
– -- произнося это, я изрядно переживал о том, как буду его подписывать…
— Слушаюсь, государь, — кивнул мне статс-секретарь.
Друзья, если новый стиль примечаний не нравится — черкните в комментариях. А также прошу подбодрить меня лайками.
Глава III
Техническое — получил несколько мнений об экспериментальном виде примечаний и вернул всё к традиционному виду.
Ко второй половине дня, благодаря чаепитию с доброй порцией той самой мадеры и небольшой прогулке, мне удалось восстановить силы и душевное равновесие.
Удивительно, но теперь я был искренне благодарен внезапно обретённой супружнице. Аликс действительно любила Николая II и проявила чуткость и заботу, избавив меня от наездов и разборок по вопросу продолжения торжеств.
Конечно, я тоже немного постарался, нашёл в себе силы объяснить ей политический момент:
— Сокровище моё, я понимаю, как тебе хочется праздника в эти судьбоносные и великие дни! Ты стала императрицей могущественнейшей державы, но прошу тебя понять и меня. Осознать ситуацию… То, что случилось на Ходынском поле, может стать очень большой проблемой для империи и нашей семьи. У тебя ещё будет много праздников и довольства, потерпи чуть-чуть. Лучше всего будет, если ты поможешь Мам а в управлении… — я хотел сказать «этой сворой алчных аристократов», но сдержался. — В управлении двором нашим и увеселениями гостей. А я присоединюсь к вам, как только решу возникшую проблему!
— Но Ники, знатнейшие лица не смогут много ждать.
На лице Александры Фёдоровны отразилась столь выразительная смесь удивления и неприятия, что я даже замешкался, пытаясь сообразить --- в чём же дело. Но в итоге плюнул --- информации на этот счёт не имелось.
— Э-э-э… Ну и пусть, пойми же наконец — они уедут, а нам здесь жить и растить детей, — произнеся последнюю фразу, я чуть не закашлялся, некстати вспомнив о генетических проблемах Александры Фёдоровны.
– -- Никки! Твоя Мама! Я не смогу с ней поладить в столь сложном вопросе, --- продолжала спорить Аликс.
А я, целуя её руки, ощущал себя подлецом и негодяем — ведь по сути, её любимый муж мёртв, а на его месте теперь совсем иная личность, его вероятный убийца…
За разговорами время достигло восьми часов, и вот мне удалось отделаться от «супруги» и устроиться в полукруглой малой гостиной для приёма посетителей. Сначала я пытался пригласить на встречу лишь непосредственно тех персон, с кем планировал решить насущный вопрос реформирования правительства. В число приглашённых вошли: председатель кабинета министров Иван Николаевич Дурново, министр финансов Сергей Юльевич Витте, министр внутренних дел Иван Логгинович Горемыкин, вездесущий статс-секретарь Александр Сергеевич Танеев, военный министр Пётр Семёнович Ванновский, камер-юнкер и по совместительству уездный предводитель дворянства Пётр Аркадьевич Столыпин, полицейский чиновник Дмитрий Фёдорович Трепов.