Новая ваза с цветочным бордюром
Шрифт:
– В семьдесят пятом!– воскликнула Вайолет.– Это когда был взрыв?
– Уж кому бы знать об этом взрыве, как не мне. Наши купили новый баллистический 1709, а меня послали инструктировать военный персонал. Я помню ночь, когда случился взрыв. Во всяком случае, как я смекаю, это и был тот самый взрыв. Но его я не помню. Помню, что показывал, как программировать какие-то алгоритмы, и вдруг...
– Ну! Ну!
– И вдруг как будто кто-то выключил весь свет. Очнулся я уже в больнице в Филадельфии - в Санта-Моника Ист, как ее называют сейчас, и узнал, что
– Вы не сказали им, кто вы на самом деле?
– Мне бы не поверили. Они подлатали меня и вытолкнули вон, и мне порядочно пришлось вертеться, прежде чем я нашел работу.
– Снова управление компьютером?
– Ну нет. Слишком жирно за те гроши, которые они за это платят. Я работаю на одного из крупнейших букмекеров Иста. Определяю шансы выигрышей. А теперь расскажите, что случилось с вами.
– Да фактически то же, что с вами. Меня послали на мыс Кеннеди сделать серию иллюстраций для журнала в связи с первой высадкой людей на Марсе. Я ведь художница...
– Первая высадка на Марсе? Постойте-ка, ее ведь вроде намечали на 76-й год. Неужели промазали?
– Наверно, да. Но в книгах по истории об этом очень мало говорится.
– Они смутно представляют себе наш век. Война, должно быть, уничтожила все чуть ли не дотла.
– Во всяком случае, я помню лишь, что я сидела на контрольном пункте и делала рисунки, а когда начался обратный счет, я подбирала цвета, и вдруг... ну, словом, точно так, как вы сказали: кто-то выключил весь свет.
– Ну и ну! Первый атомный запуск - и все к чертям.
– Я, как и вы, очнулась в больнице, в Бостоне - они называют его Бэрбанк Норт. Выписалась и поступила на службу.
– По специальности?
– Да, почти что. Подделываю антикварные вещи. Я работаю на одного из крупнейших дельцов от искусства в стране.
– Вот оно, значит, как, Вайолет?
– Выходит, что так, Сэм. А как вы думаете, каким образом это с нами случилось?
– Не имею ни малейшего понятия, хотя могу сказать, что я ничуть не удивляюсь. Когда люди выкомаривают такие штуки с атомной энергией, накопив ее такой запас, может произойти все, что угодно. Как вы считаете, есть тут еще другие, кроме нас?
– Заброшенные в будущее?
– Угу.
– Не знаю. Вы первый, с кем я встретилась.
– Если бы мне раньше пришло в голову, что кто-то есть, я бы их искал. Ах, бог мой, Вайолет, как я тоскую по двадцатому веку.
– И я.
– У них тут все какая-то глупая пародия. Все второсортное, - сказал Бауэр.– Штампы, одни лишь голливудские штампы. Имена. Дома. Манера разговаривать. Все их ухватки. Кажется, все эти люди выскочили из какого-то тошнотворного кинобоевика.
– Да, так оно и есть. А вы разве не знаете?
– Я ничего не знаю. Расскажите мне.
– Я это прочитала в книгах по истории. Насколько я могла понять, когда окончилась война, погибло почти все. И когда люди принялись создавать новую цивилизацию, для образца им остался только
– А почему?
– Наверное, просто пожалели бомбу.
– Кто же с кем воевал?
– Не знаю. В книгах по истории одни названы "Славные Ребята", другие - "Скверные Парни".
– Совершенно в теперешнем духе. Бог ты мой, Вайолет, они ведут себя как дети, как дефективные дети. Или нет: скорей будто статисты из скверного фильма. И что убийственней всего - они счастливы. Живут какой-то синтетической жизнью из спектакля Сесила Б. де Милля и радуются - идиоты! Вы видели похороны президента Спенсера Трэйси? Они несли покойника в сфинксе, сделанном в натуральную величину.
– Это что! А вы присутствовали на бракосочетании принцессы Джоан?
– Джоан Фонтейн?
– Нет, Кроуфорд. Брачная ночь под наркозом.
– Вы смеетесь.
– Вовсе нет. Она и принц-консорт сочетались священными узами брака с помощью хирурга.
Бауэр зябко поежился.
– Добрый, старый Лос-Анджелес Великий. Вы хоть раз бывали на футбольном матче?
– Нет.
– Они ведь не играют. Просто два часа развлекаются, гоняя мяч по полю.
– А эти оркестры, что ходят по улицам. Музыкантов нет, только палочками размахивают.
– А воздух кондиционируют, где бог на душу положит: даже на улице.
– И на каждом дереве громкоговоритель.
– Натыкали бассейнов на каждом перекрестке.
– А на каждой крыше - прожектор.
– В ресторанах - сплошные продовольственные склады.
– А для автографов у них автоматы.
– И для врачебных диагнозов тоже. Они их называют медико-автомат.
– Изукрасили тротуары отпечатками рук и ног.
– И в этот ад идиотизма нас занесло, - угрюмо сказал Бауэр. Попались в ловушку. Кстати, о ловушках, не пора ли нам отчаливать из этого особняка? Где сейчас мистер Уэбб?
– Путешествует с семьей на яхте. Они не скоро возвратятся. А где полиция?
– Я им подсунул одного дурака. Они тоже с ним не сразу разберутся. Хотите еще выпить?
– Отчего бы нет? Благодарю.– Вайолет с любопытством взглянула на Бауэра.– Скажите, Сэм, вы воруете, потому что ненавидите все здешнее? Назло им?
– Вовсе нет. Соскучился, тоска по нашим временам. Вот попробуйте-ка эту штуку, кажется, ром и ревень. На Лонг-Айленде - по-нашему Каталина Ист - у меня есть домик, который я пытаюсь обставить под двадцатый век. Ясное дело, приходится воровать. Я провожу там уик-энды, Вайолет, и это счастье. Только там мне хорошо.
– Я понимаю вас.
– Ах понимаете! Тогда скажите, кстати, какого дьявола вы околачивались здесь, изображая дочь Уэбба?
– Тоже охотилась за ночной вазой.
– Вы хотели ее украсть?
– Ну конечно. Я просто ужас как удивилась, обнаружив, что кто-то успел меня обойти.
– Значит, история о бедной дочке неимущего миллионера была рассказана всего лишь для того, чтобы выцыганить у меня посудину?
– Ну да. И между прочим, ход удался.
– Это верно. А чего ради вы стараетесь?