Новая земля (Новь)
Шрифт:
Она продолжала сидть задумавшись. Руки у нея лежали сложенными, и она смотрла внизъ.
Солнце медленно заходило. Дрожь пробжала по деревьямъ; все было тихо.
"Слышите вы", сказалъ онъ, "какъ кипитъ жизнь въ город?"
"Да", отвтила она тихо.
Онъ замтилъ, какъ матерія ея платья натягивалась у колна, онъ прослдилъ прелестную линію ноги, увидлъ, какъ поднималась и опускалась ея грудь, любовался хорошенькой ямочкой на ея лиц; этотъ довольно большой, неправильный носъ возбуждалъ его, кровь ударяла ему въ голову. И, подсвъ къ ней ближе, онъ сказалъ отрывисто запинаясь:
"Это
Этотъ неожиданный переходъ въ его голос, трепещущія слова, его близость, — все это привело ее въ изумленіе; она посмотрла на него нкоторое время, прежде чмъ что-нибудь могла сказать. Ея щеки начали краснть; она хотла встать и въ то же время сказала:
"Послушайте, Иргенсъ, пойдемте".
"Нтъ!" отвчалъ онъ, "только не уходить!" Онъ уцпился за ея платье, взялъ рукой за талію и удержалъ ее. Она оборонялась, лицо у нея покраснло, она смущенно улыбалась и старалась освободиться отъ его руки.
"Мн кажется вы съ ума сошли", говорила она, не переставая: "я думаю, Иргенсъ, вы съ ума сошли".
"Послушайте, дозвольте хоть вамъ по крайней мр сказать", умолялъ онъ.
"Да, что именно?" сказала она; она начала его слушать, отвернула голову и слушала.
Тогда онъ началъ говорить быстрыми и безсвязными словами, голосъ его дрожалъ, онъ весь былъ исполненъ любви. Она видитъ, что онъ ничего не хочетъ, онъ хочетъ только сказать, какъ онъ безконечно любитъ ее, какъ онъ побжденъ ею, побжденъ, какъ никогда раньше. Пусть она вритъ ему, это уже давно зарождалось въ его сердц, съ перваго раза, какъ онъ увидлъ ее, ему пришлось вести жестокую борьбу, чтобъ удержать это чувство въ границахъ, да, но такая борьба безлолезна — это правда, черезчуръ заманчиво — уступить, и уступаешь наконецъ, и борешься съ постепенно ослабвающей энергіей. Но теперь все кончено. Ему не нужно больше бороться, онъ уже обезоруженъ… "Ради Бога, фрекенъ Агата, дайте мн услышатъ отъ васъ хоть нсколько прощающихъ словъ. Поврьте, это не моя привычка всему міру объясняться въ любви, въ дйствительности я довольно скрытная натура, недостатокъ это или нтъ, я не знаю. Но если я вамъ говорилъ такъ, какъ сейчасъ, вы должны понята, что я былъ принужденъ это сдлать, это было потребностью. Скажите, неужели вы не можете этого понятъ? Нтъ, мн кажется, что моя грудь разрывается на части"…
Все еще продолжая стоять отвернувшись отъ него, она повернула къ нему лицо и смотрла теперь на него; ея руки перестали отбиваться, он лежали на его рукахъ, все еще обвивавшихъ ее за талію; она видла по жиламъ на ше какъ билось у него сердце. Но вотъ она сла, онъ все еще обнималъ ее, она, казалось, не чувствовала боле этого, она взяла перчатки, лежавшія около нея, и сказала дрожащими губами:
"Нтъ, Иргенсъ, вы не должны были бы этого говорить. Не правда ли? Лучше было бы, если бы я этого не слышала, я не знаю, какъ мн помочь этому, а потому…"
"Нтъ, конечно я не долженъ былъ этого говорить, я не долженъ былъ этого говорить, но…" Онъ пристально посмотрлъ
"Да, но не говорите такъ больше", прервала она его: "я васъ понимаю но… я не могу васъ слушать". Она замтила, что его рука все еще обнимала ее, она порывисто отшатнулась отъ него и встала.
Она все еще была такъ смущена, что ничего не могла длать. Она стояла и смотрла въ землю, она даже не счищала верескъ со своего платья. А когда и онъ за нею всталъ, она сдлала видъ, что хочетъ итти, но все продолжала стоятъ.
"Милый Иргенсъ, я бы вамъ была такъ благодарна, если бы вы никому этого не разсказывали. Мн такъ жутко", сказала она, "и вы не должны относиться ко мн безъ уваженія. Слышите! Я не могла себ представитъ, чтобы вы могли такъ привязаться ко мн. Правда, я думала, что я вамъ нравлюсь немного; я начинала это думать. Но я этому не очень-то врила. Какъ онъ можетъ меня полюбить, думала я… Но если вы хотите, я поду на нкоторое время домой, въ Торахусъ".
Она тронула его своей непосредственностью, у него сжалось горло, глаза сдлались влажными. Эта милая болтовня, эти искреннія слова, все ея поведеніе, лишенное всякаго страха и жеманства, произвели на него большее впечатлніе, чмъ все другое. Его чувство разыгралось, загорлось яркими огнями. Нтъ, нтъ, не нужно въ Торахусъ, никуда только бы быть вмст. Онъ будетъ держать себя въ рукахъ, онъ суметъ овладть собой. Она не должна узжать. А что, если онъ совсмъ лишится разсудка, если онъ погибнетъ; нтъ, но все-таки лучше пусть она здсь останется.
Онъ продолжалъ говоритъ и очищалъ ей платье. Она должна ему простить, онъ не такой, какъ вс другіе, онъ поэтъ; когда настала минута, онъ отдался ей. У нея не будетъ больше поводовъ жаловаться на него, только пусть она не узжаетъ. Вдь у нея нтъ никакихъ основаній на то, чтобы хать, ничего нтъ, даже самаго пустяшнаго основанія? Ахъ нтъ, конечно нтъ, онъ и не воображаетъ себ ничего….
Пауза.
Онъ ждалъ, что она будетъ говоритъ, будетъ ему противорчитъ, скажетъ, что ей, можетъ быть, будетъ трудно хать въ Торахусъ. Но она молчала. Значитъ, онъ ей былъ совершенно безразличенъ? Не можетъ быть. Но эта мысль мучила его, онъ былъ оскорбленъ, огорченъ, чувствовалъ, что она несправедливо съ нимъ поступаетъ. Онъ повторилъ свой вопросъ: неужели въ ней не было ни одного отзвука на всю его любовь къ ней.
Кротко и грустно она отвтила:
"Нтъ, вы не должны спрашивать. Подумайте, что сказалъ бы Олэ, если бы онъ это слышалъ".
"Олэ?" вотъ о немъ онъ ужъ ни минутки не думалъ. Неужели же онъ въ самомъ дл долженъ былъ конкурировать съ Олэ Генрихсенъ? Это ужъ было черезчуръ смшно, онъ не могъ даже подумать, что она говоритъ это серьезно. Боже мой, Олэ могъ самъ по себ бытъ очень хорошимъ, онъ покупалъ, продавалъ, платилъ счета и присоединялъ къ своему состоянію новые шиллинги, но вотъ и все. Неужели деньги имли для нея большое значеніе? Кто знаетъ, можетъ быть въ этой маленькой свтловолосой головк былъ скрытый уголокъ, гд мысли были заняты кронами и шиллингами, какъ ни невроятно это казалось.