Новеллы
Шрифт:
Фрэнклин. Разве?
Конрад. Ну, по крайней мере, не в том смысле. У этих людей вообще нет ума: а у Клары очень живой, можно сказать, даже неугомонный ум. Чем она увлеклась на сей раз?
Фрэнклин. Индийскими религиями. Теософией. Йогой Перевоплощением. Кармой. [30] Чем угодно, лишь бы с Востока.
Конрад. Будь он проклят, этот Восток! Когда мы наконец начнем искать религию у себя на родине?
Фрэнклин. Аминь! Она называет Творческую Эволюцию западным материализмом, безбожием лондонских подонков и так далее, в том же духе. Говорит, что не потерпит этого у себя в доме.
30
Йога —
Конрад. Но женщина не уходит из дома по такой причине. Из-за чего вышла ссора на самом деле?
Фрэнклин. Ах, из-за чего обычно выходят супружеские ссоры? Не из-за Творческой Эволюции, а из-за того, что я разговариваю о Творческой Эволюции с миссис Эттин и не хочу разговаривать с Кларой. Как могу я разговаривать на такую тему с женщиной, которая заявляет, что я в этом ничего не смыслю и что истина сказана в «Веданте», или в «Упанишадах», [31] или в последнем номере «Теософского журнала», или еще в каком-то нечестивом писанин?
31
Веданта — идеалистическое философское учение, возникшее в Индии в IV в. до н. э. Упанишады — общее название многочисленных философских произведений, созданных в Древней Индии.
Конрад. Миссис Эттин? Кто это такая?
Фрэнклин. Ну… м-м… одна женщина.
Конрад. Слава богу, что я не женат и могу разговаривать о Творческой Эволюции с кем мне вздумается.
Фрэнклин. А теперь я должен буду смиренно выслушивать болтовню Имменсо о супружеской добродетели и сдерживаться.
Конрад. А зачем тебе сдерживаться? Я лично сдерживаться не намерен, так и знай.
Фрэнклин. Имменсо этим все равно не проймешь.
Горничная (докладывает). Мистер Чэмпернун. (Уходит.)
Имменсо Чэмпернун чудовищно толст и огромен, у него голова херувима и туша Фальстафа, но движения его легки и не лишены изящества. Хотя ему под сорок, волосы у него еще темные и вьющиеся. Он дружелюбен, слегка застенчив и острит столь часто, что почти всякую минуту либо радуется предыдущей своей остроте, либо предвкушает следующую. Он небрежно относится к своей одежде и внешности, что особенно заметно, когда он сказывается рядом с Фрэнклином, который хотя и разбрасывает повсюду свои бумаги, внешне сравнительно ухожен и выхолен.
Фрэнклин. Имм, тут у меня Конрад. Вы ничего не имеете против?
Конрад (опасаясь, как бы Имменсо не обезоружил его своим добродушием и благожелательностью). Пожалуй, мне лучше уйти.
Имменсо. Что вы, помилуйте. Счастлив вас видеть, доктор. (Садится на диван, который стонет под его тяжестью.)
Фрэнклин. Ну, какие у вас еще новости? Быть может, Клара решила со мной развестись, или открыла новую ролпгию, или же у вас в кармане договор о благопристойном поведении, который я должен подписать?
Имменсо. Право, я позабыл, что она мне сказала.
Конрад. Позабыл!
Имменсо. Но вот мое мнение. Мужчина — это не воздушный шар.
Конрад. Некоторые мужчины чертовски на него похожи.
Им мо не о (с добродушной улыбкой). Вас, как
Конрад. Весьма возможно. Но разговор-то завели вы. Имменсо. Позвольте мно предложить вам опыт. Достаньте где-нибудь воздушный шар и водворите его на эту лужайку. А меня водворите на крышу. Освободите нас разом от привязи — его на лужайке, меня на крыше. Шар тотчас взовьется в небо и улетит. Я же, напротив, обрушусь на землю с сокрушительной силой и, вероятно, образую в ней порядочную выбоину. Иными словами, неизвестно, где искать шар; зато отлично известно, где искать меня. Разница весьма существенная.
Фрэнклин. Да, да, только при чем тут Клара?
Иммонсо. А вот при чем. Я живу на земле. Живи я на небе, мно было бы невозможно жениться. Представьте себе, что я оказался у алтаря перед венчанием, и невеста, ее подружки, шафер, церковный служка и священник общими силами стараются меня удержать. Но рано или поздно им придется отпустить меня. И тогда я взовьюсь к небу. Голова моя утвердится меж звезд. Одежда убелит Млечный Путь. А моя жена станет самой жалкой из вдов, соломенной вдовой. Как известно, солома гниет, если она не просохнет хорошенько на солнце. Но у моей вдовы не будет возможности просохнуть, потому что я своей тушей закрою солнце. Из-за меня произойдет нескончаемое затмение…
Фрэнклин. Любезный Имм, я с удовольствием выслушаю все, что вам будет угодно сказать о воздушных шарах, соломе и солнечных затмениях, когда мы покончим со всем прочим. Я не сомневаюсь, что это будет захватывающе интересно. Но в данную минуту я хотел бы знать, как Кларе угодно поступить или к чему ей угодно вынудить меня?
Имменсо. Но разве вы не видите, что я как раз подхожу к сути дела?
Конрад. Провалиться мне, если я это вижу.
Имменсо. Если вы хотите меня спросить…
Конрад. Нет, не хочу. Я предпочту спросить ближайшего полисмена, от него скорей добьешься толку.
Имменсо. Превосходная мысль, спросите полисмена. Он сразу вам растолкует, что полицейская система, как и всякая другая система, нерушимая на века, зиждется не на полисмене, обходящем улицы, а на постовом. Не на бесполезном бродяге, что катится иод уклон, как камень во время обвала, а на полисмене-изваянии, который всегда на месте и готов вам служить.
Фрэнклин. Имм, я еще раз спрашиваю, о чем Клара велела вам поговорить со мной?
Имменсо. А я вам еще раз отвечаю, Фрэнк, что говорить с вами цяе велит земное притяжение, которое спасает меня от судьбы воздушного шара, и постовой полисмен, без которого Конрад не найдет дороги в Путни. [32] А это дело серьезное, поскольку кто не найдет дороги в Путин, не найдет и дороги в рай.
32
Район Лондона
Фрэнклин. Да. Но не вернуться ли нам к тому, что Клара просила передать мне?..
Имменсо. Между прочим, она просила этого не передавать. Но она сказала, что вам никогда не жить анахоретом, потому что вы нигде не сможете бросить якорь.
Фрэнклин. Надеюсь, вы защитили меня от чудовищного обвинепия, которое под этим кроется?
Имменсо. Я указал ей, что она ваш якорь, а когда якорь вопреки своему назначению бросает человека, то такого человека едва ли можно винить, если он поплывет по воле воли.