Новенькая
Шрифт:
Костер разгорелся во всю мощь. Оранжевое пламя ревело, освещая весь берег и половину реки. Белое тело Новенькой приняло на себя все оттенки огня и засияло. Мы подошли ближе – волна жара заставила отшатнуться, и мы замерли, переминаясь с ноги на ногу.
– Надо прыгать, пока мокрые, – сказал я.
– Ага…
Пламя было таким высоким, что не было видно земли за костром – будто перед нами не костер, а вход в инферно. Решили прыгать вместе и с разбега. Отошли, взялись за руки. Трава под ногами стала скользкой, сердце застучало в животном ужасе.
– Давай! –
Побежали, оттолкнулись от земли, взлетели, подгибая ноги. Жаркая волна подтолкнула нас снизу, мы заорали и рухнули в траву. Ощущение было странным, по телу бегали мурашки величиной с горох. Новенькая заползла на меня как змея и уставилась в глаза. Я поцеловал ее раз, второй, еще и еще. Ладони побежали по изящному телу, остановились на сочных местах, дрожащие в экстазе. Мне уже не хотелось идти в темный лес за мифическим цветком папоротника. Я хотел остаться, я хотел Новенькую здесь и сейчас.
– Почти полночь, – сказала она, достав свой язык из моего рта.
– Давай вернемся в баню и…
– Это мы всегда успеем, а мистический момент только сегодня!
– Как скажешь, – улыбнулся я.
Вооружившись двумя фонариками, мы голыми пошли в лес. Задумка была добраться до старого леса и выйти на поляну с папоротником.
После бани, купания и костра я впал в особое состояние сознания. Я не шел, а парил над землей. Мыслей не было – точнее, они смешались с чувствами и эмоциями в причудливые образы, похожие на сказочных существ. Говорить не хотелось. Казалось, что мы с Новенькой и так все знаем и понимаем и вообще нас окутывает уютное облако, в котором эмоции и мысли общие. Мы были великолепны, и весь мир вращался вокруг нас, поворачиваясь к нам поляной с папоротником.
Пришли на место, я глянул на часы – самое время. Тихо и без спецэффектов настала полночь. Мы добросовестно шарили лучами фонариков по большим ажурным листьям. Я бы не удивился, если бы вспыхнули алые лепестки, озаряя наши лица мистическим светом.
Но ничего такого не случилось.
Некоторое время мы бродили по инерции, присматривая что-нибудь интересное. Меня начал пробирать влажный ночной холод. Я посмотрел на Новенькую и развел руками.
Однако на ее лице играла улыбка, щеки покрылись румянцем.
– Ты не переживай, – сказала она. – У меня есть для тебя… другой… цветочек…
От ее сладких интонаций у меня закружилась голова. Взмахом пальца она поставила меня на колени. Подошла вплотную. Сделала еще шаг – за мое плечо, и еще один. Теплые нежные бедра стиснули мою голову, словно наушники с чарующей музыкой. Я не мог услышать, что она говорила дальше, но предложение (точнее, повеление) было и без того ясным. Сам я, по понятной причине, говорить не мог, я и дышал-то еле-еле. Снизу вверх я взглянул на ее лицо: рот приоткрыт в улыбке, взгляд томный, зрачки – космос. Она сузила глаза и чуть кивнула вверх. С тех пор это наш тайный сигнал, повелевающий приступить к ублажению.
Когда она освободила меня, я упал на спину в мягкую траву. Деревья бегали вокруг хороводом, в голове сладко пели птицы, пах звенел, словно
– Тебе понравилось? – спросила она.
– Шутишь? Я готов делать это вместо приветствия каждый раз.
Она рассмеялась, словно я пошутил.
– Лера, – сказал я, пьяный и безумный. – Я люблю тебя и хочу провести с тобой всю жизнь! – (Очень уж я впечатлился и переволновался.)
Она отпрянула, вскочила, испуганная и напряженная. Глянула влево, вправо. Уставилась на меня безумными глазами.
– Ты чего?.. – сказал я.
– Не шути со мной.
– Да я вообще за весь день ни разу не шутил.
Новенькая улыбнулась нервно, словно в щеку ужалила оса.
– Ты узнаешь меня поближе и бросишь!
– Никогда! С чего вдруг?!
Она развернулась и побежала. Вглубь леса! Луч ее фонарика мелькал, прыгая от верхушек деревьев к траве и обратно.
Я опомнился и побежал за ней.
– Стой! Дом в другой стороне!
Мелькали стволы деревьев, ногу обожгла крапива, шиповник поцарапал руку, словно в попытке удержать. Лес растопырил ветви, не пуская. Я все равно бежал вперед. Фонарик Новенькой сверкал то ближе, то дальше, но никак не приближался. Я вспомнил о блуждающих огоньках, уводящих искателей цветка папоротника в гиблую чащу, но сейчас было не до суеверий.
Я догнал ее, потому что она остановилась. Луч фонарика выхватил из темноты тонкую белую фигурку среди темных стволов с заскорузлой корой. Тяжело дыша, я окликнул Новенькую, но она не шелохнулась. Перед нами среди зарослей малины, поймав отсвет фонарика, зажглись два зеленоватых пятна. Глаза небольшие, а вот мохнатая туша… Медведь смотрел на нас угрюмо, исподлобья, словно разбуженный посреди ночи мужик.
В фильмах все мы видали всяких монстров. Герои сражаются с ними не то чтобы с легкостью, но обычно побеждают. Кажется, что всегда можно увернуться, нанести хитрый удар или убежать (если, конечно, это не фильм ужасов). Но когда видишь зверя вблизи, то иллюзии пропадают. Перед тобой не картинка на экране, а живой, подвижный, сильный зверь, каждое его движение непредсказуемо, скорость его неизвестна, но точно больше твоей. К тому же ноги твои превратились в кисель, а в животе выросла тяжелая ледяная глыба.
Я человек впечатлительный, и первое, что я представил (да какой там представил – прочувствовал в мельчайших подробностях!), это то, как ударяет тяжелая когтистая лапа и в следующий миг я, бледный и переломанный, сползаю по стволу дерева, держась за свои внутренности, и в живот проникает уже не внутренний, а внешний холод. Ладони в темной липкой крови, я вижу свои кишки и понимаю, что меня уже ничто не спасет, даже телепортация в больницу. И нет шанса на последнее геройство – только кровь, боль, ужас и мучительная смерть, о которой даже узнают не скоро. А еще хуже, если перед этим я увижу вскрытый череп Новенькой, ее потухшее тело, лишенное непредсказуемой игривости.