Новенькая
Шрифт:
– Из-за тебя мы потерпели крушение и выброшены на необитаемый остров посреди океана! В наказание ты будешь здесь моим рабом!.. Эй, а ну не делай такую довольную рожу! Раньше-то я тебя щадила, а теперь, теперь…
Она поставила меня на колени и велела закрыть глаза.
– Только не подсматривай, – добавила она с настоящим смущением. – Мне тоже надо выжать трусы.
Некоторое время я чувствовал ее взгляд, но послушно не подглядывал, и тогда до меня донеслось характерное шуршание. Я перестал дышать: Новенькая сейчас стоит передо мной абсолютно голая! Открыть глаза и увидеть ее во всей красе? Или выполнить указание? Я выбрал второе.
– Не открывай
Я ощутил на лице тень, а затем полились прохладные струйки. "Эй!" – воскликнул я и умолк, чтобы не захлебнуться. Раздалось хихиканье. С последней каплей я понял, что Новенькая выжала стринги мне на лицо! У меня перехватило дыхание. Должно быть, вода испарилась, не в силах потушить мой румянец. Похлопывание по щеке оповестило о том, что смотреть уже можно. Я открыл глаза и встретился с ней взглядом. Улыбка восхищенно-хищная, взгляд серо-голубых глаз пытливый и неотрывный, как влажная присоска. Моя сумасбродная подруга наконец-то вернулась!
– Давай исследуем остров! – воскликнула она.
Я с тоской посмотрел на свои трусы, висящие на высокой ветке.
Остров оказался чуть больше, чем выглядел со стороны. В верхней точке среди камней росли сосны, а пологий склон, уходящий к пляжу, порос березами. На берегу мы нашли кострище. Вокруг пятна золы лежали удобные для сидения коряги, подрубленное бревнышко напоминало столешницу.
Мы разожгли костер и развесили одежду сушиться. Пламя, обманчиво бледное на дневном свету, согрело нас горячей волной. Огонь будто проник в кровь и заструился по телу, наполняя теплом и первобытной радостью. Достали припасы. Есть хотелось дико.
Нанизанные на прутик сосиски зашипели, поджариваясь до хрустящей корочки, сыр тянулся как на пицце – все было таким вкусным, что мы урчали от удовольствия. Дрожащий над углями воздух превратил жевательный зефир в карамелизированные конфетки, мы дули на них нетерпеливо и засовывали в рот, обжигаясь. Фруктовый сок из супермаркета стал нектаром из древнегреческих мифов. Новенькая прильнула ко мне совсем как нормальная девушка. Я обнимал ее за плечи, за бедра, за талию – казалось, я весь состою из ладоней и ощущаю ее всю целиком, одновременно и прохладную и горячую в разных местах. Золотой век, который воспевали древние греки, я представлял именно так: природа, волны, щебет птиц, костер, нектар и обнаженная богиня в объятиях.
Она достала гребешок и с остервенением стала расчесываться.
– Прекрати! – заорал я.
– Ты чего?
– Будь со своими волосами поласковей… я не хочу, чтобы хоть один из них осекся…
Новенькая посмотрела на меня так, словно я поведал какой-то секрет. Я забрал расческу из ее пальцев и медленно провел широкими зубчиками по кончику маленького локона.
– Вот так…
Она фыркнула:
– Такими темпами их придется расчесывать весь день!
– И?..
Она не нашлась с ответом, и я продолжил медленно расчесывать ее волосы, превращая их в шелковистую сияющую медь. Она смотрела на меня, так, словно каждое движение открывало ей очередную тайну мироздания. В какой-то момент я заметил, что она зарделась, глаза ее сияли магическим эфиром.
– Давай-давай, работай, – сказала она с нарочитой грубостью.
А я продолжал расчесывать ее волосы, пропускал прохладные локоны между пальцами снова и снова, потеряв счет времени. Да и зачем нам время, когда мы плывем на необитаемом острове по океану вечности.
Лера подогнула ноги и сжалась в комок, словно маленькая ящерка, пригревшаяся в моих руках. Я гладил
А потом высох один из мобильников, и мы вернулись на землю.
Цветок папоротника
Новенькая хлопнула себя по шее.
– Знаешь, зачем комары сосут кровь? – спросил я.
– Зачем?
– Они относят ее кукушке на анализ, чтобы она рассчитала, сколько человеку жить.
– О, а мы встретим здесь кукушку?
– Нет, твоя кукуха давно съехала.
Новенькая самодовольно улыбнулась. Мы шли по сельской дороге через поле и отмахивались от комаров. Остановка скрылась из виду, впереди маячила полоска деревенских домов. Настроение было солнечное и легкое, будто перед большим праздником, сулящим беззаботное счастье. Еще когда мы ехали в душном автобусе, пропахшем бензином и рыбаками, я вдруг почувствовал: сегодня что-то произойдет. Что-то настолько волшебное, что и не снилось Гарри Поттеру, севшему в Хогвартс-экспресс.
Обычно подростки поджидают момент, когда родители уедут на дачу, я же, наоборот, ждал, когда мама выберется в город. Безумно хотелось привезти Новенькую на денек в деревню, где я с детства проводил летние каникулы. Не уверен, понимала ли она, насколько это личное для меня пространство и что приглашение в затерянный сельский мирок по интимности опережает банальное соитие. Впрочем, банальное соитие – тоже идея неплохая.
День выбрали особый – шестое июля, канун Ивана Купалы. Готовиться начали еще до поездки, читая статьи в интернете. Хотелось раскрасить асфальтово-бетонную реальность яркими языческими красками, приобщиться к загадочной старине, пахнущей дикими цветами, свежим хлебом и кровью. "Где же взять конский череп", – вздохнула Новенькая в автобусе. Пассажиры обеспокоенно заерзали.
Еще в поле Новенькая начала приглядываться к цветам для купальского венка. То и дело отбегала к обочине, возвращались с пучком цветочков или просто подходящих стебельков. Когда дошли до нашего участка, Новенькая уже тащила целую охапку – используй она весь материал, и на ее голове будет не венок, а стог.
Домик наш стоял отдельно от двух деревенских улиц, почти как хутор. Ближайшим соседом была река, а чуть более дальним – лес. Магазин находился в селе за четыре километра, поэтому все необходимое мы купили в городе. Тащить на себе продукты нужды не было – мама наготовила всяких яств, думая, что я приеду с друзьями.
– О! – сказала Новенькая, увидев клумбы.
– Садовые цветы противоречат сути полевого венка, – сказал я гнусавым голосом в попытке спасти мамины посадки.
В итоге пожертвовал анютиными глазками и одной лилией.
Из-за дома послышалось кудахтанье, и Новенькая навострила уши. В следующее мгновение она всучила мне охапку цветов и побежала на звук. Я остался на месте, прислушиваясь к куриному переполоху и воинственным кличам. Новенькая явилась запыхавшаяся, с победной улыбкой во все лицо. На ресницах прилипло маленькое перышко, и она пыталась его сдуть. В руках держала курицу – нахохленную и возмущенную.