Новое поколение
Шрифт:
– Да, пожалуйста, - промямлил маленький идущий.
– Что-то у нас и врата не отзываются, - продолжил врать Корп, вернувшись с полным графином зеленого напитка.
– Станция старая, место неудачное. Но ты ведь не сильно торопишься?
Витар замотал головой и залпом опустошил наполненный тягучкой стакан.
– Понравилось?
– улыбнулся мужчина.
– Это файта, ни в одном мире больше не растет. Так что ты пей, пользуйся моментом. А если устал, вон, на диванчик приляг...
Но едва он вышел в операторскую, как мальчик вновь занял место у двери.
– Лет восемь назад
– теперь Корп, несмотря на наверняка отключенный кристалл, говорил очень тихо.
– Или уже девять... Ты же с Буревестником еще не сталкивалась? Ну, поглядишь сегодня. Глаза у него нет - говорят, на войне потерял. Вот как-то и надумал он новый себе сделать. С протезом, сама понимаешь, врата не пропустят, в другом каком-то мире нужно было в клинику лечь на месяц-другой, а у тут пообещали за пару дней все уладить. Только забыли упомянуть, откуда берут материал для репродукции. Так что Сэл уже в последний момент узнал. А когда узнал, ушел из клиники... Красиво ушел, наблюдающие еще месяц на ушах стояли. И мальчишку он тогда прихватил, там же, в «Гелфити». Не знаю, зачем.
Витар слушал и не понимал ничего из сказанного. Особенно непонятным было слово «Гелфити»...
– Мальчик - уникум, - подала голос открывающая.
– Может, потому Буревестник его оставил?
– Нет, то, что парень - идущий, выяснилось всего два года назад. А оставил... Кто знает, почему? Зацепил его чем-то этот шакаленок.
– Шакаленок?
– Да, он из шакалов. Западное гетто. Их клеймят еще при рождении, метку не снять даже магией.
– Я знаю. Жалко их.
Витар продолжал не понимать... Нет, не так: понимать он уже начал, а верить - нет.
– Жалко, - согласился Корп.
– Но не всех. Я наводил справки о семье мальчишки. Отец неизвестен. А мать родилась в свободной зоне, в семье рианов. Роскошь, вседозволенность. В шестнадцать уже подсела на слезы ангелов, а в восемнадцать клан от нее отказался. Продавала себя: сначала на улицах, потом в донорских центрах Гелфити. Кровь, плазма, роговица, почка... Регулярно - абортивный материал. В какой-то момент решила, что выгоднее будет доносить ребенка...
Витар не знал, что такое «абортивный материал», зато вспомнил, что означает слово, которым он назвал мачеху...
– Пять лет назад она заключила последний контракт. От нее не так уж много осталось - хватило всего на три месяца вольной жизни...
– Врете!
– с криком вылетел в операторскую мальчик.
– Все вы врете! Моя мама была принцессой! Настоящей принцессой! Красивой и быстрой, как ветер...
И била врагов без промаха, и умела вызывать дождь - он сказал бы и это, если бы не захлебывался слезами, с трудом глотая ставший вязким, как сок файты, воздух.
– Вот же ж...
– открывающий сплюнул сквозь зубы незнакомое слово.
– Ты это... Успокойся, парень. Нормально все. Мы тут... Постой!
Но мальчик не позволил мужчине подойти и обнять себя за плечи. Уклонился и резко, как учил когда-то отец, выбросил вперед ногу, ударив человека в колено. А когда тот упал, подтолкнул, опрокидывая на спину, и выскочил за дверь. Прямиком в ночной незнакомый город. В чужой мир.
Он бежал по темным улицам, не разбирая дороги и не видя ничего вокруг. Бежал
Наконец мальчик выдохся и перешел на шаг, а после и вовсе остановился и огляделся. Одинаковые двухэтажные коробки светились квадратиками желтых окошек. Тянулась вдоль бетонной дороги аккуратно подстриженная живая изгородь, над которой возвышались через равные промежутки пирамидальные кроны незнакомых деревьев. Тускло горели большие шары фонарей. Мысли в голове у Витара путались, и единственная четкая была о том, что этот мир до ужаса похож на пособие по начертанию символов и магических фигур, которое лежит у отца на столе...
Ребенок присел на корточки у мусорного контейнера - о назначении большого металлического ящика говорила распространявшаяся от него вонь - и перевел дух. Вынул из-за ворота медальон, и мама улыбнулась ему с маленького портрета. Его мама была принцессой, это все знают. А старый открывающий просто выжил из ума. Витар расстегнул рубашку и скосил глаза себе на грудь, туда, где темнела на бледной коже татуировка - красивый рисунок волка. Волка, а не какого-то там шакала! Кто перепутает изображение благородного зверя с мордой мелкого трупоеда? Эта отметина тоже осталась от мамы: отец говорил, что это знак ее рода... Он много чего говорил. И пусть сейчас его рассказы казались похожими на сказки, которые родители читают детям перед сном, Витар верил им больше, чем бреду чужака-открывающего.
– Эй, ты, что ты там делаешь?
Мальчик был так занят размышлениями, что не заметил, как рядом остановилась темная длинная машина, и из нее вышло двое мужчин. На них была такая же одежда, как у Корпа, и пистолеты, и сабли, только комбинезоны черные, а коробочки на груди и плечах металлические и соединены какими-то гибкими трубками.
– Что ты тут делаешь?
– повторил один из незнакомцев.
– Я?
– мальчик поднялся на ноги.
– Просто споткнулся... Я живу тут недалеко, как раз возвращался домой...
– А ну-ка иди сюда!
И Витар снова побежал. Мелькнул слева шар фонаря, а в спину ударила, сбивая с ног, горячая волна.
– Шустрый какой, - усмехнулся склонившийся над ним человек.
– Сейчас поглядим, где ты живешь.
Руку прижали к какой-то гладкой поверхности, что-то кольнуло ладонь.
– Смотри-ка, кто тут у нас.
– Шакал? В свободной зоне?
Тупой носок армейского ботинка ударил по ребрам, и мальчик вскрикнул от боли.
– Аккуратнее с ним. Читай, что написано: «Собственность «Гелфити»». В машину.
– Нет, - всхлипнул ребенок.
– Не надо. Я тут... рядом...
В непроглядной тьме душной коробки можно было плакать и кричать сколько угодно - все равно никто не слышал.
Побродив по улицам, Корп вернулся на станцию. В ответ на вопрос в раскосых глазах стажерки покачал головой.
– Быстро бегает.
– И что теперь?
– Не знаю. Может быть... Может, нужно будет хранителю сообщить.
– Нужно, - резко произнес появившийся в операторской мужчина.
– Но не будет, а было. Нужно было. Когда мальчишка только появился здесь. А теперь он за пределами станции.