Новогодний роман

Блажиевич Денис Викторович

– По-моему он очень настояший.
– ответила Сергуня.

– Вот и я говорю... Осторожный только.

Кабина лифта подпрыгнула и остановилась. Они вышли на втором этаже.

– Вы готовы, Петя?
– спросила Сергуня.

– Боюсь, стихотворения забуду.
– признался Запеканкин.
– Я их столько выучил, что, кажется, ничего не помню.

– Я буду вам помогать.
– пообещала Сергуня.

– Подождите немножко.
– взмолился Запеканкин.
– Может быть с другой квартиры начнем?

Сергуня мягко

коснулась плеча Запеканкина.

– Эта или другая. Не важно, Петя. Давайте начнем.

– Хорошо.
– скрепя сердце, согласился Запеканкин.

Их встретила женщина с фужером мартини в руках. Она была завернута в кровавое платье, скрепленное на неестественно поднятой груди отцветаюшей осенней розой с потерявшими крепость лепестками.

– А это вы?
– вяло сказала она.
– Проходите.

Запеканкин и Сергуня вошли в яркую прихожую с деревянной ручной работы резьбой на стенах. Необычно холодный прием несколько ошеломил их. Женщина отошла в глубь прихожей, предоставив Сергуне и запеканкину возможность полюбоваться собой.

Струящимися шелковыми потоками платье опускалось на меховые тапочки с вышитыми посеребренной нитью лукавыми смайликами. Когда женщина поднимала белоснежную холеную руку, чтобы поправить салонную отутюженную прическу, на ее тонком запястье искрились грани рубинов, вправленных в массивный этрусский браслет. Декоративная и болонистая леди по мышкой любого ходячего кошелька. Запеканкина она не взлюбила с первого мимолетного взгляда. Он посмел появиться в одном с ней обществе в том же цветовом решении одежды!

– Это вас, Гена, крысенок, прислал?
– спрашивала она рассеяно, не испытывая ни малейшей потребности в ответах.

– Нет. Это Ягуар Петрович.
– невпопад ответила Сергуня.
– У нас подарок для Шарло Сидорова.

Запеканкин развязал мешок и достал верхний сверток, перекрещенный лазоревой лентой с бантиком. Стараниями Надежды подарки в мешке были сложены в соответствии с номерами адресов.

– Вот.
– Запеканкин протянул сверток после неуместного старорусского поклона. Коробка с подарком стукнулась о пол.
– Это вам... Пусть Новый Год и славный год взойдет на ваш порог.
– начал Запеканкин читать подходящий стишок из Катехизиса, на ходу припоминая слова.

– И будет счастлив в этот год,

И белка, и сова, и зимородковый удод.

– Это не может быть.
– в прихожей появился белобрысый омутный мальчик в белой рубашке и белых гольфиках.

– Чего не может быть, Шарло, крысенок?- спросила женщина.

– Удоды перелетные птицы и птенцов выхаживают весной и летом.
– уверенно, со знанием дела, сказал мальчик.

– Нет. Все точно. Зимородковый удод.
– повторил Запеканкин, увидев, что женщина смотрит на него с недоверием.
– Так было написано. Я ничего не придумал.

– Где?
– спросила женщина.

– В Катехизисе.
– честно признался Запеканкин.

– А

я прочитал в Википедии. В этом не может быть сомнений. Я сейчас погружен в орнитологию.
– мальчик был видимо уязвлен сомнениями в его знаниях.

– Ах, Шарло, крысенок.
– женщина приобняла мальчика.
– Не спорь, пожалуйста. Не спорь.

– Я не спорю, мама. Я говорю то, что знаю. Этот дядя в мифологическом костюме совершает научную ошибку, приписывая удодам то, чего они и в мыслях не держали. Это явная попытка дискредитировать классификацию. Я не могу с этим мириться.

– Нет, вы видели?
– со смешанным чувством обожания и отчаяния женщина повернулась к Сергуне.
– А ему всего 9. Шарло, ты не можешь спорить с Библией. Ведь катехизис это что-то библейское?

– Приблизительно.
– расплывчато ответила Сергуня.
– В той стороне...

– Я так и думала.
– обрадовалась женщина в кровавом платье. Наконец-то она смогла в чем-то переубедить сына.
– Неужели для тебя это не авторитет, Шарло?

– Ты темна и имеешь право на авторитеты, мама. Я пока тоже... С Библией я знаком факультативно. Но будет время, доберусь и до нее.
– пообещал мальчик.

– Шарло, ты...
– женщина припала к фужеру со стеариновым мартини.
– Крысенок.

– Итак, господа.
– мальчик обратился к притихшим Сергуне и Запеканкину.
– Насколько я понимаю, вы принесли мне подарок? Премного благодарен.
– Шарло отобрал сверток у Запеканкина.
– Не смею задерживать.

– Шарло, это не воспитанность.

– В чем дело, мама?

– Отблагодари их чем-нибудь.

– Давать деньги не педагогично.
– откликнулся девятилетний мальчик.
– Разве что-нибудь прочесть...

– М-м-м.
– женщина оторвалась от своего мартини.
– Замечательная идея. Только быстрее. Мы можем опоздать на прием. У него склонность к эпическому, гомеровскому стилю.
– сказала женщина Сергуне.

– Никогда при мне не повторяй слова Рудницкого, мама. Этого хорейного ретрограда.
– Шарло разворачивал сверток.

– Это он об учителе своем так.
– с оттенком гордости заметила женщина.

– Именно о нем. Я не признаю ярлыков. Не подумайте ничего плохого, но я универсал. Хм... Отец в своем репертуаре... Балует.

Из бумажной коробки Шарло достал книжку-раскрашку и набор вьетнамских фломастеров с одеколонной заправкой.

– Подрезает мне крылья. Что не продуктивно. А я просил "Похвалу глупости" Эразма Роттердамского... Что же... Все мы в эпицентре этой вековой борьбы, где нет побежденных и проигравших. Лишь участники меняются местами.

Шарло с раскрашкой и фломастерами на мгновение исчез из прихожей. Вернулся он с кухонным табуретом. Его Шарло поставил посередине прихожей.

– Мама. Становись рядом с Дедом Морозом. Вы в одной цветовой гамме, а мое внимание не должно рассредотачиваться.