Новости о господине Белло

Маар Пауль

— У господина Белло сегодня нет аппетита? — спросил он. Господин Белло молча пожал плечами и помешал ложкой в супе.

— Ему грустно, — объяснил я папе. — Да и мне, в общем, тоже. Но раз у нас в гостях дядя Астор, лучше я пока не буду об этом думать.

— А почему вам грустно? — поинтересовался папа.

— Ты ещё даже не спросил меня, зачем мы ходили к дяде Астору, — начал я и рассказал ему всё — о дневнике и о том, что узнали мы с господином Белло: микстуру для превращений изобрёл не папин дедушка,

а некий Мельхиор. А ещё о том, что рецепта голубой микстуры в дневнике не было, а значит, пропала надежда оттянуть обратное превращение господина Белло.

Папа с Вереной внимательно слушали.

— Жаль, очень жаль, — сказал папа.

По его голосу я понял, что он говорит искренне.

— А про Мельхиора совсем ничего не известно? — спросила Верена.

— Абсолютно, — ответил дядя Астор. — Мы не знаем даже его фамилию.

— Как ты думаешь, он ещё жив? — спросил я.

— А почему тебя это интересует? Ты что, хочешь к нему съездить, что ли, спросить рецепт? — сказал папа.

— Да, конечно! — воскликнул я.

— Совершенно взбалмошная идея, — сказал папа.

— Взбалмошная идея — это значит хорошая? — поинтересовался господин Белло, который не знал этого слова.

— Нет, как раз наоборот, — пояснила Верена, — он имеет в виду — безумная идея.

— А почему Максу нельзя спросить господина Мельхиора про рецепт? Папа Штернхайм не хочет, чтобы господин Белло оставался чевекком? — не унимался господин Белло.

— Как Макс будет спрашивать про рецепт, если он не знает, во-первых, какая у Мельхиора фамилия, во-вторых, где он живёт и, наконец, вообще жив ли он! — ответил папа.

— А, кстати, сколько лет ему сейчас может быть?

Дядя Астор задумался.

— Когда он уезжал, я был ещё мальчиком. Мне было, пожалуй, лет десять. В папином дневнике написано, что Мельхиору было восемнадцать, когда он приехал. Значит, сейчас ему уже, скорее всего, под восемьдесят.

— Если он вообще жив, — ввернул папа.

— Да-да, — отозвался дядя Астор и протянул Верене тарелку, чтобы она положила ему ризотто.

Но я не сдавался.

— Многие доживают и до восьмидесяти, и даже до девяноста лет.

— А некоторые и до ста, — сказал папа. — Но это совершенно не проясняет, какая фамилия у Мельхиора.

Дядя Астор замер с вилкой на весу.

— А нельзя посмотреть фамилию в старом аптечном журнале дежурств? — спросил он папу. — Отец с Мельхиором всегда записывали, когда кто дежурит. Вдруг Мельхиор писал свою фамилию?

— В журнале дежурств? — удивился папа. — В каком ещё журнале дежурств? У себя в аптеке я такого не видел. Мне-то записываться не надо, кроме меня всё равно никто не работает.

— Кажется, я догадываюсь, где он может быть, — сказал дядя Астор. — Брезжит кое-что в памяти.

— Брызжет? — переспросил господин

Белло.

— Да, и довольно неприятно. Журнал дежурств надо было как следует спрятать, а то он попал бы в лапы полиции. Значит, когда я уезжал, я или прихватил его с собой…

— Или? — с нетерпением спросил я.

— Или он так и лежит в аптеке, в моём тайнике, — закончил дядя Астор.

— А мы не можем его поискать? — спросил я.

Господин Белло выскочил из-за стола и сказал:

— Господин Белло хорррошо умеет искать. Господин Белло умеет нюхать. У господина Белло хороший нюх.

— Сядь, пожалуйста, — остановил его папа. — Ты же не знаешь, как пахнет журнал дежурств. Сначала мы поедим. А потом посмотрим.

— Ладно, давайте продолжим ужин, — сказал дядя Астор. — Но потом я ещё раз спущусь в аптеку. Надо это выяснить.

— Да, выясни! — не унимался господин Белло и с большим аппетитом в несколько глотков прикончил свой суп.

Позже, после десерта, дядя Астор спустился по чёрной лестнице в аптеку — и не один. Мы все присоединились к нему. Всем не терпелось узнать, что он сможет выяснить.

В аптеке дядя Астор зашёл за прилавок и постоял там, уставившись на огромный аптечный шкаф во всю стену — он наполовину состоял из полированных выдвижных ящиков вишнёвого дерева. Этот шкаф я видел чуть ли не каждый день, но теперь смотрел на него, так сказать, глазами дяди Астора и пытался понять, что он выискивает. В основании — четыре ряда ящиков, один над другим. В каждом ряду по семь ящиков. Всего получалось двадцать восемь, тут я впервые их сосчитал. А над ними — открытые полки, заставленные фарфоровыми банками.

Все ящики были подписаны на латыни. Наверное, дядя Астор читал надписи, потому что он смотрел на ящики уже очень долго.

— Какое у меня было число? — спросил он, говоря сам с собой. — Не могу же я вынимать все подряд. Это работа на два часа…

— Ты хочешь выдвинуть все ящики? — спросил я. — Да на это уйдёт от силы минут десять. Хочешь, я тебе помогу?

— Тсс! — сказал он. — Дай подумать. Какое же у меня было число? Сорок три? Да, вполне возможно, что сорок три!

— Чего сорок три? — не понял папа.

— Это я так запоминаю, — объяснил дядя Астор. — Сорок три, то есть четыре и три. На четыре ящика вправо, на три вниз.

Он начал отсчитывать ящики слева направо.

— Раз, два, три, четыре. И отсюда три ящика вниз. Это и будет нужный.

Он не просто выдвинул его, а целиком вытащил из шкафа и поставил на пол. Потом сунул руку в проём от ящика и стал там шарить.

— Ничего нет, — разочарованно произнёс он.