Новости о господине Белло
Шрифт:
— Астор, а что ты там ищешь? — спросила Верена.
Но дядя Астор её не слушал.
— А может быть, и семьдесят три, — сказал он, отсчитал семь ящиков в верхнем ряду, потом три вниз и дошёл до ящика с эмалированной табличкой «Rhiz. calami».
Он вытащил из шкафа и его. Теперь, когда ящики стояли рядом на полу, мы увидели, что второй ящик заметно короче. Папа наверняка не замечал этого, потому что обычно ящики выдвигают не полностью: выдвинул, взял содержимое и задвинул.
Дядя
— Тот самый! — воскликнул он, сунул руку и вынул по очереди голубую книжечку, маленькую открытую коробочку с ампулами и шприц. Такой старинный стеклянный шприц с двумя железными ручками в торце.
— Что это? Откуда это старьё? — спросил папа.
Дядя Астор смутился.
— Это мой тайник. Ещё с тех пор как я работал в аптеке, — и он протянул папе ампулы и шприц. — Буду тебе признателен, если ты это выбросишь. Я даже прикасаться к этому больше не хочу.
Папа поднёс одну ампулу к глазам, медленно прочёл мелкую надпись и сказал:
— Вообще-то дорогая вещь, жалко выбрасывать, но, увы, срок годности истёк примерно девять тысяч дней назад.
— А что это? — спросила Верена.
— Да так, кое-что медицинское, — уклончиво ответил папа, достал из кармана брюк маленький ключик, отпер стенной шкафчик, убрал в него шприц и ампулы и снова запер, даже на два оборота, а ключ положил в карман.
Гораздо больше, чем ампулы, меня интересовала книга, которую дядя Астор продолжал держать в руке.
— Это и есть журнал дежурств? — спросил я. — Что там написано?
Дядя Астор положил книгу на прилавок и полистал её. Я попробовал смотреть ему через плечо. Господин Белло тоже втиснулся между нами и стал заглядывать в книгу, хотя он даже не умел читать.
— Хм, — только и сказал дядя Астор, переворачивая страницы. — Тут написано то «Штрнх.», то «Млх.», по очереди, и наверняка это значит «Штернхайм» и «Мельхиор», я даже не сомневаюсь.
Он полистал книжку с конца.
— Может, нам повезёт: вдруг вначале, когда Мельхиор был ещё новичком и не таким близким помощником папы, он записывал и фамилию?
— Будем надеяться, — сказал я.
— Вот! Что я говорил? — закричал он, долистав почти до первой страницы.
— Что ты говорил? — спросил господин Белло.
— Прочти, пожалуйста, вслух, — попросил я.
— Вот, смотрите, написано: «Утро с 9 ч. до 12.30 Штрнх., вечер с 14 ч. до 17.30 Лхтбл.». Это то, что надо! С утра дежурил отец, а после обеда — Мельхиор Лхтбл. Что бы это могло значить… Какую фамилию можно так сократить? Лхтбл. Может, Лихтблау?
— Лихтблау? —
Дядя Астор смотрел на папу и ничего не понимал.
— А почему ты подумал про Верену? — в свою очередь удивился он.
— Ну да… Ты же не знаешь её фамилии. Потому что её зовут Верена Лихтблау!
Семья Лихтблау
— Если сокращение в журнале и правда означает «Лихтблау» (хотя как мы это узнаем?), то пора и тебе рассказать наконец о своей семье, — обратился папа к Верене, когда мы опять расселись в гостиной. — Я так мало знаю о твоих родственниках. Фамилия Лихтблау встречается довольно редко. У вас в семье есть какой-нибудь Мельхиор?
Верена задумалась. А потом сказала:
— Да. У нас в самом деле есть Мельхиор. Помню, мы виделись в детстве, ещё когда был жив мой отец.
— Мельхиор?! — воскликнул я. — Мельхиор Лихтблау?
— Вот это совпадение! — в свою очередь воскликнул дядя Астор. — Она знает Мельхиора! Как он там поживает? Вернее, как поживал, когда ты его видела? Всё такой же, с длинными кудрявыми волосами и в круглых очках?
Папа смотрел на Верену в полном недоумении.
— Невероятное совпадение, — согласился он. — Значит, семьи Лихтблау и Штернхайм знакомы, так сказать, не один десяток лет. Задолго до того, как познакомились мы с тобой, один твой родственник уже работал в нашей аптеке, проводил с моим дедом Эдмундом эти странные опыты и в конце концов изобрёл чудесное средство.
— Нет, средство изобрёл не он, — ответила Верена.
— Не он? Но в дневнике прадедушки Эдмунда написано, что это Мельхиор получил голубую жидкость и что только он знает рецепт! — сказал я.
Господин Белло подтвердил кивая.
— Да, так там написано.
— И всё-таки это не он изобрёл голубую микстуру, — настаивала Верена.
— Но почему? Откуда ты знаешь? — спросил папа.
— Потому что Мельхиор Лихтблау, которого видела я, совсем молодой человек, ему сейчас лет двадцать восемь, не больше, — объяснила Верена. — Не мог же он превратить собаку в симпатичную женщину шестьдесят лет назад?
— Да-а, тогда не мог, — разочарованно протянул я.
— Тогда не мо-ог, — протянул господин Белло. Это прозвучало как эхо.
— Имя Мельхиор, прямо скажем, нечасто встретишь. Может быть, в твоей семье оно почему-то было в ходу? Может быть, этого молодого человека назвали в честь деда или дядюшки? — обратился к Верене дядя Астор.
— Не знаю, — ответила Верена, — он родственник со стороны отца, а ту семью я почти не знаю, мы не общаемся.
— И ты мне о них никогда не рассказывала, — сказал папа.