Новые Кроманьонцы

Каганцев Игорь Яковлевич

Он резко повернулся и пошел в сторону медблока.

«Надо же какой строгий, — весело подумал я. — Сами и живите по вашим правилам. Без меня!»

Все стали расходиться, на месте осталась только Кэтти с детьми. Некоторые из тех, кто проходил мимо, коротко обнимали ее и шли дальше.

Надо бы подойти попрощаться, все-таки она спасла меня и все такое. Но как-то неожиданно закружилась голова, и я присел, чтобы не упасть. Но все равно упал. И встать я уже не мог.

— Надо отнести его в дом, здесь он точно умрет, — услышал я голос над головой.

«Умрет?!

Это что, про меня? О чем это они?»

— Значит, туда ему и дорога, — ответил ему другой. — Это точно не наш человек!

Последнее, что запомнилось — я почувствовал, как меня куда-то понесли.

СТОИМОСТЬ ЛЕЧЕНИЯ

Я лежал один в камере, которую здесь называли домом. Встать было невозможно, у меня постоянно кружилась голова и была какая-то очень сильная слабость.

Зашел рослый мужчина с давно небритой щетиной. Он потрогал мой лоб и покачал головой:

— Привет, Майкл. Я Айзек. У тебя лихорадка, попей воды, — и протянул мне стакан. Вода была прохладная и от нее действительно стало лучше.

— Но сама лихорадка не пройдет, дальше будет только хуже. Я знаю, сам через такое прошел. Веришь, нет?

— Верю, — сказал я, — позови Дока. Мне нужна его помощь

Айзек испуганно замотал головой:

— Ты что, Док никуда не пойдет. Все сами к нему приходят.

— Но я же не могу, Айзек, — прошептал я, — ты мне поможешь?

Айзек молча взял меня на руки и понес по коридору. Судя по той легкости, с которой он меня нес, был этот парень очень силен. Мы двигались вдоль коридора, и меня конечно же видели все. Но была тишина, никто не проронил ни слова. Я подумал, что выгляжу на редкость нелепо, но сейчас мне было все равно.

Медблок находился в начале коридора и был значительно больше стандартных камер, в которых жили рядовые члены этого братства. Да, они называли свое сообщество «братством» и считали, что живут одной семьей. Но при чем здесь я?

Айзек поставил меня на ноги, открыл дверь и без спроса вошел. Док что-то читал. Он поднял глаза и взглядом показал куда меня положить. В его глазах не было ни удивления, ни злорадства, ни сочувствия.

Айзек, не задавая вопросов, положил меня в угол, прямо на пол.

— Ступай, брат, — сказал ему Док. — Я справлюсь сам. Как всегда.

Айзек нерешительно замялся у двери:

— Я мог бы помочь, лихорадка — опасная штука, мне ли не знать…

— Лихорадка — это болезнь тела, что в ней опасного? — медленно сказал Док. Потом он встал и подошел ко мне, — Я прочитал много книг и знаю, как победить любую болезнь, Айзек. Но наш брат Майкл болен духом. Зачем мне лечить человеку тело, когда у него больной разум?

И тут меня накрыло: все завертелось перед глазами, в ушах раздался какой-то рев, который через мгновение превратился в тонкий свист. И этот свист становился все громче и громче, пока не заполнил все сознание. От невыносимой боли я стал кататься по полу, но мне становилось только хуже.

Потом свист стал стихать. Все по-прежнему кружилось в огромном водовороте у меня перед глазами, но свист уже не был столь невыносимым.

Я

почувствовал, как Док положил мне ладонь на лоб. Она была прохладной и сухой, и я хотел, чтобы он держал так свою руку как можно дольше.

— Открой глаза, Майкл, — сказал Док.

Мне было страшно, что все опять закрутится в спираль…

— Открой глаза, Майкл, — строго повторил Док.

Он стоял на коленях рядом со мной, его ладонь лежала у меня на лбу. Его белый халат белым уже не был: весь перепачкан кровью и рвотой и, судя по всему, виной тому был я.

Но хуже всего выглядел сам Док, он состарился на двадцать лет, лицо заросло седой бородой и покрылось морщинами, глаза стали мутными и невыразительными.

— Что со мной? — спросил я, больше всего опасаясь, что он уберет свою ладонь у меня со лба.

— Лихорадка, — спокойно сказал он, — здесь она у многих случается поначалу.

— Какая еще лихорадка? Откуда здесь малярийные комары? Мы в Африке?

Док все-таки убрал руку с моего лба:

— Мы называем это лихорадкой, потому что так привыкли. Сейчас твоя болезнь ушла, но она коварна и может вернуться в любой момент. Если я буду рядом, ничего не бойся: я всегда спасу тебя, как ежедневно спасаю тех, кто уверовал и пошел по жизни путем праведников.

Он улыбнулся мне доброй отеческой улыбкой, но потом вдруг его глаза стали строгими, и улыбка исчезла с лица.

— Майкл, — жестко сказал он, — я спрошу тебя один раз: ты с нами? Если нет, то уйди сейчас же и никогда не возвращайся сюда.

Метаморфоза с его лицом была столь неожиданной, что я не смог ответить ему сразу.

Только что это был старший друг и наставник, сейчас передо мной был строгий начальник.

— У меня нет выбора, Док, — наконец сказал я. — Если случится еще один приступ, мне не жить.

— Выбор есть всегда, — спокойно парировал Док. — Это выбор между жизнью и смертью, Богом и Дьяволом. И каждый делает этот выбор сам. Я вылечу тебя, какая болезнь бы ни приключилась с тобой. Ты станешь нашим братом и будешь работать со всеми, чтобы вкусить хлеб после трудов своих. У тебя появится жена и вы будете вместе жить столько, сколько отмерил вам Господь.

Как-то просто и искренне он это сказал. А я показался себе глупым капризным мальчиком, который сам не знает зачем живет. Куда я вечно бегу, какая у меня цель? С чего я решил, что мне все должны, чем я лучше тех, кто работает каждый день и живет малыми радостями? Может я наконец там, где мне место?

— Да, — сказал я и почувствовал, как слезы подступили к глазам. — я остаюсь. А примет ли Кэтти меня? С ней как-то нехорошо получилось.

Док отрицательно покачал головой:

— Сэйра с радостью примет тебя, — спокойно ответил он. — Она хороший человек, хоть и не такая красивая как Кэт. А Кэтрин упустила свой шанс, теперь она будет растить сыновей сама.

— Какая еще Сэйра?! — удивился я.

Черт возьми, жизнь с Кэтти мне уже начала касаться совсем неплохим решением…

— Та, которая теперь первая в очереди на мужа. А от Кэтрин ты отказался. Как жаль, ты, как мне кажется, понравился ее детям.