Новые крылья
Шрифт:
Дор'oгой к Вольтеру я размышлял, совершил ли преступление, утаив от М. то, что было ему предназначено? Да полно, действительно ли ему?
Шептался с Аполлоном. Немного рассказал, немного прочел, не переставая изумляться, откуда это в мальчике? Такое!: «С детства (с детства! каково?!) осознал в себе потребность чувствовать грудью биение второго, мужского сердца. Клал одну свою ладонь в другую, представляя на ее месте, в своей большую мужскую руку». У В. глаза загорелись, еще весь черный от разлития желчи, а туда же: «Мы его с собой в Италию возьмем!» — Мы ему, Аполлон Григорьевич, не нужны. Демианов его кумир. — «Я был подкидышем, потерянным младенцем. Как со звезды упал на землю, оказавшись в мире чуждом и несовершенном, в котором обречен на мучительное одиночество. Мне было страшно. Но теперь я успокоился. Я знаю, Вы живете в мире, к которому я принадлежу. Я узнал Вас с первой строки, с полуслова понял, что нашелся».
Оставив В. отдыхать и Таню там же, ушел гулять один. Думал о том, что, все же, нужно показать письмо Д. Вряд ли ему в диковинку подобные признания. Он пишет и публикует такое, о чем
Знаю, что мне делать! Я сам предложу М. тройную игру. Что проку будет в моем обмане, даже с посвященным в него Вольтером? Разве не М.А, дороже мне всех друзей на свете? И кого я больше ревную его или маленького Мышонка? Нет, к чему тут ревность? От ревности одни неприятности, в сторону ее. У хозяина «Кошки» был с письмом от Вольтера, он обещал посетить нашего страдальца. М. едет завтра с зятем нанимать дачу. Договорились поехать вместе. Мне на лето для мамы и Тани тоже хоть бы комнатку небольшую нанять. М. очень рад, что я с ними еду, и что не исключена возможность не совсем разлучаться. Он очень тоскует, не хочет уезжать от друзей. Играл мне на фортепьяно, пел. Я все никак не мог подобрать слова получше, чтобы рассказать о Мышонке и оттого получалось, будто я страшно интригую и напускаю туману. Прочел ему китайскую сказку, которую он очень хвалил, и «французские» хулиганские стишки. Наконец, достал заветный конвертик. М. улыбался, рассказывал мне о своем детстве, как они играли с соседскими мальчишками, изображая охоту диких леопардов, бросаясь друг на друга, валя на землю и прижимая изо всех сил руками и ногами, кусая шею и дыша в ухо. От чего он испытывал странное чувство во всем теле, похожее на зуд или щекотку где-то глубоко внутри, и что заставило его очень рано начать заниматься онанизмом. Как совсем маленьким любил забираться на колени к своему дяде, и как буквально неистово ласкал и зацеловывал его, отчего тот приходил в смущение, смущение это он замечал, но до поры не понимал его. Вместе писали ответ Алеше. М. специально для него сочинил стихи, благодарил за откровенность, утешал его тем, что, став немного старше, и потому свободнее несколько от условностей, он обязательно отыщет дружбу и любовь, что юноша с таким живым умом и прекрасной душой, возвышенной, тонкой, не останется непонятым и одиноким. За этим занятием я почувствовал необыкновенную нашу близость и такую нежность к милому моему, дорогому другу, что сам первым стал целовать его в губы. А там уж и вовсе потерял голову.
Лежали тихонько обнявшись, изредка нашептывая ласки. Потом, одевшись, пили чай, М. радовался предстоящей поездке за город. Я решил нанять для своих на лето дачу, чего бы мне это не стоило.
Ах, разве было неизбежно, То, что зовешь ты так небрежно Fatalit'e [8] , тебе видней, конечно, Легко меня ты сделал нежным, И пуговицы пиджака Уже не держат, и рука, Касается волос слегка. «Фаталитэ» твоя сладка, Но так тобой наречена, Что быть всегда обречена И тайны вовсе лишена. А я назвал бы новизна. Я бы назвал ее борьбой И вдохновеньем и мольбой И нашей общею судьбой И счастьем сделаться тобой.8
Неизбежность (фр.)
За город съездили чудесно. Гуляли по первой молодой травке, даже устроили небольшой пикник с пивом. Я договорился на счет комнаты для своих неподалеку от дачи, которую нанял «наш» зять. Маме хорошо будет летом побыть на воздухе и на солнышке посидеть.
Откровенничали с М, о Правосудове. Да, у них была связь. Тяжелая, мучительная для обоих любовь, которая может еще и не вполне прошла. Но М. хочет освободиться. Он обижен на Прав., оказывается, в нехорошую историю между ними была еще и женщина замешана. А еще оказалось, что его новая повесть, недавно напечатанная в «Ручье», всю эту историю рассказывает почти без всяких изменений. И все участники почти своими именами названы.
С хозяином «Кошки» почти договорились. Дает нам в аренду свою ресторацию на 3 года, с правом перестроить помещение под свои нужды. Так что, даст бог, будет у нас театр. Скоро начнем с Дмитр. Петр. хлопотать. Только бы А.Г. поправлялся скорее.
Был у Ольги. Сплетничали с ней о Правосудове с Демиановым. Та женщина — ее хорошая подруга, и Ольга рассказала много такого, о чем М. умолчал. Хоть у них со своей стороны совсем другой взгляд на эту историю, я, все же, склонен считать пострадавшим М. Он свой для меня, а они чужие, он мне бесконечно близок, а они почти безразличны. Разумеется, я приму его сторону, что бы ни было. И считаю это правильным. Кто же пожалеет и посочувствует нам сердечно, как ни близкие, а истинно близких так мало. Мы должны беречь друг друга. Ольга показывала новые картины. В одной я узнал Таню, но надо признаться, с трудом. Такою-то видит О. ее внутреннюю суть. Что-то сомнительно. Но критиковать не стал. Попросил ее нарисовать для меня портрет Демианова, хоть она почти враг ему, а все-таки, очень любопытно как она его понимает.
В., откинувшись на подушки, с закрытыми глазами: «Как там ваш цыпленочек поживает?» Я сначала не понял, о чем он, подумал, не бредит ли, а потом догадался, что он просто нехорошо запомнил, как я прозвал московского Алешу, и засмеялся: «Он мышонок, Аполлон Григорьевич, не цыпленок». — «Да? Жаль. Цыпленок был бы повкуснее». Милый наш гастроном!
Гуляли с Демиановым в Таврическом, ходили под руку, рассматривали типы. Потом пили у них чай, а после чаю играли в карты с зятем и Сережей. Мы с Сережей выиграли. Побыли немного с М. в его комнате, когда я уходил, он не пошел меня проводить, а остался лежать на кровати, кажется, снова голова. Таню встретил возле дома, возвращавшуюся от каких-то знакомых. По-моему, она сильно повзрослела за последнее время, но для меня так и останется маленькой девочкой, какой я ее с детства видел. Хоть бы одним глазком взглянуть на всех нас через десять или двадцать лет. Что-то с нами будет?
Целый день провел в присутственных местах, измотался, отупел. Вечером от Вольтера долго говорил с М. по телефону. Т. к. я был немного не в духе, слегка ссорились и нудно объяснялись, но под конец помирились.
Таня взялась учить латынь. Принесла из библиотеки медицинские книжки. О. обещает сводить ее к Петрову на колокольню. Он живет где-то высоко в мансарде и любит сидеть у окна, обозревая оттуда окрестности, а поскольку у него на все свой взгляд и суждение обо всем со своей колокольни, то его обиталище так и было прозвано. Забавно выходит, что Т. попадет на его колокольню раньше меня и раньше с ним познакомится. Я даже испытал что-то вроде ревности. Не могу сказать, что Петров заранее мне симпатичен, скорее наоборот, но он связан с Демиановым, а все что с ним связано, важно для меня.
Аполлон в больнице. Я пришел, а его нет. Дм. Пет. рассказал, что вечером ему опять стало хуже и доктор объявил о необходимости операции. Аполлона увезли. Я очень испугался. Кажется, в первый раз так сильно испугался за кого-то. Что, если он не выдержит, умрет? В больнице меня к нему не пустили. Поехал к М., известил его. Оба сидели мы притихшее, подавленные. Но потом ничего, развеселились. У М. опять страшная нехватка денег, дал ему, сколько мог, впрочем, немного, что у меня есть? Говорили о литературе. М. очень интересно рассказывал о древних поэтах. Умнейший, образованнейший человек, не перестаю восхищаться. Я попросил его почитать. Он читал новые главы из романа, а потом еще дневник. Роман выходит чудесный. Мифы и легенды эллинов, перенесенные в современность. Древние боги снова спускаются с Олимпа на землю, приняв человеческое обличие, обряжаются в костюмы по последней нашей моде, разъезжают в автомобилях, а людей заставляют переживать необычайные приключения. Я так сладко замечтался, слушая. Демианов для меня и сам как небожитель. Может он один из них? Выходили погулять ненадолго, вернулись снова к нему. Остался ночевать.
Проснувшись и выпив чаю, сразу же поехали в больницу, проведать В. Но выяснилось, что к нему еще не допускают. Я отправился по делам, а М. куда-то к знакомым. Дорогой мне пришло в голову, что вот и я и Дмитр. Петр. продолжаем хлопотать о передаче «Кошки» и по другим делам, как будто ничего не случилось. А ведь, в любой момент может оказаться все это ненужным, начнутся другие хлопоты с похоронами и наследниками. О, как нехорошо мне сделалось от таких мыслей. Неужели может это быть, что не будет Аполлона? Еще я подумал о Мите, как он останется без Ап. Григ., и о том, оставит ли Аполлон ему что-нибудь после себя. Вероятно, они уж думали об этом, а может быть, даже и говорили. Какой это мог бы быть разговор? А.Г. говорит слабым голосом, держа его руку: «Вот, Митя, завещаю тебе столько-то тысяч». А Митя отвечает, всхлипывая: «Мне ничего от вас не нужно. Только бы вы жили». Или наоборот, спокойно и твердо: «Я в вас, Аполлон Григорич не сомневался». Впрочем, вряд ли Митя холоден и корыстен, он в своем А.Г. души не чает. Желал бы я иметь такого слугу? А кто бы не желал? Всякий не откажется от подобной преданности, но не всякий сам на нее способен. Нет, я не смог бы так служить. Даже М.А.