Новые мученики российские
Шрифт:
НКВД, конечно было не безразлично к тому, как относились к декларации м. Сергия, даже миряне.
Пишущий это не был священником, но был дважды арестован и осужден в концлагеря. На предварительных допросах в обоих случаях в 1931 и 1935 г. в разных местах ему предлагались черезвычайно коварные вопросы: «согласны ли вы с мировоззрением Сов. власти», «согласны ли вы с мероприятиями сов. власти по отношению к колективизации» и целый ряд других подобного рода. Но тут же были и такие вопросы: «Признаете ли декларацию м. Сергия, а если нет, то почему? Почему вы не признаете законно-канонической церковной власти митр. Сергия? — Значит вам Церковь не нужна, Вам нужны те, кто политикой занимается (указывая имена не подчинившихся м. Сергию иерархов), — Вы к/р. организация, вы враги сов. власти» и т. под.
Для совершенного удостоверения в истине и во избежание каких бы то ни было самочинных действий, была налажена связь с Москвой, Петроградом и иерархами авторитетными
Все это совершенно утвердило взятый путь, и о. Варсонофий решительно при посредстве многих верующих, как в самом Харькове, так и в районах бывших его приходов и в других местах, поддерживал верующих различными способами: письмами или личными свиданиями. Таким образом по мере усиления гонений, в связи с декларацией и почти совершенной ликвидации видимости Церкви, не признававшей митр. Сергия, вокруг о. Варсонофия организовалась община, которая им всякими способами конспиративно и обслуживалась. Она состояла не только из местных жителей, но и из периодически приезжавших из отдаленных мест: с Донбаса, Кубанской обл., Полтавской, Херсонской, Одесской обл. и даже из Белоруссии. Впрочем ему и самому иногда удавалось получать разрешение на выезд для посещения родственников.
Деятельность о. В-ия в это время значительно расширилась. Он был как бы центром известного круга церковного: его посещали и духовенство разогнанных монастырей, священники и иноки, и инокини и миряне всякого возраста и всякого звания. Все шли: кто получить утешение в скорбях, кто по церковным делам, кто для личного духовного наставления.
Как люди, знавшие его по местам его прежнего служения, так шли люди верующие и повсеместно. К нему также стремились и молодые души юношей и девиц, пленяясь его словом и красотой его духовной жизни, изъявляли готовность стать на путь богоугодной жизни под его руководством. Таковые с его благословения жили иногда и группами, руководясь в своей жизни его советами. Однако никого не ставил он в рамки особо предписанных правил. Всем желавшим жить богоугодно давались правила общецерковные: утром — утренние молитвы и полунощница, в обед — часы, вечером — повечерие с вечерними молитвами. Более ревностным благословлял следовать уставу всего богослужебного круга. Несмотря на распространившееся в то время т. наз. тайное монашество, о. В-ий из желающих никого не постригал, и вообще не одобрял подобного рода монашество. Известен только один его постриг послушницы Хорошевского мон., жившей в повиновении старшей монахини. Писавшему сие он говорил: для служения церкви, тебе необходимо хотя пару годов побыть в монастыре. Однако, всем своим духовным чадам, склонным к монашеской жизни, он давал наставления стремиться жить по монашески: молиться, поститься согласно устава, удаляться от несоответствующего общества, не есть мяса, а у чужих не подавать вида, что не ешь. И вообще своим духовным чадам, особенно где не было по близости православной церкви, что стало почти повсеместно, он благословлял по праздникам совершать положенные уставом богослужения, как то: вечерня, утреня, часы, изобразительная, также чтение поучений, все, что допустимо для мирян, без произношения иерейских молитв. Читались положенные Апостол и Евангелие. И таковые моления с пением и чтением, совершались иногда даже при большом стечении молящихся, чаще всего ночью, на квартире у кого либо из верующих. Устраивались поминовения усопших, а был случай даже погребения. Сами провожали с пением трисвятого и проч… О. Варсонофий одобрил этот поступок и заочно отслужил отпевание.
Однако, ГПУ не дремало. Были обнаруживаемы и скрытые богослужения и воззвания и письма, определявшие отношение всех этих лиц к декларации м. Сергия. 1 января 1931 г. был произведен повсеместно в одну ночь массовый арест остававшихся еще на свободе редких епископов, прочего духовенства и даже мирян, проявлявших в этом направлении какую то деятельность. Был арестован и о. Варсонофий. Остались на свободе редкие единицы и то больше из тех, кто совсем скрылся. В Харькове были арестованы уже упоминаемые прот. Григорий С-кий и проч., епископ Павел (Кратиров), Ново-Московский (умерший в Харьковской тюрьме) и другие.
Арестованные на сей раз подвергались многим и разнообразным пыткам. Более всего практиковалось многосуточное лишение
Целью всех этих пыток было добиться от арестованная желаемых и выгодных для НКВД ответов, ведущих к намеченной определенной цели: создать фиктивную контрреволюционную политическую организацию и в нее втягивать возможно больше лиц. Для этого им нужно было иметь всяческие для них сведения, пусть о вещах и не существовавших, и для них они мучили свои жертвы: — был ли там и там, кто там еще был, был ли у вас такой то, что говорили, читали. Или: вы, как уже обреченный, чистосердечно сознайтесь, раскройте к/р. организацию и вы себя спасете и т. д. В том душевном состоянии, которое достигалось выше упоминаемыми пытками, вызывали в любое время дня и ночи и забрасывали подобного рода вопросами. Если ничего не добивались то, продолжая пытки, доводили до невменяемости и в таком состоянии на допросах с угрозами заставляли самого писать под диктовку или просто подписывать приготовленный протокол. Если и этим не достигалось желаемое, сыпались снова брань, пинки, игра револьвером у самого носа, инсценировали расстрел, усиливались угрозы: «будешь стоять до самого пришествия Христова», «повесим вниз головой и еще не это с тобой сделаем» и т. п. «Твое преступление таково, что все равно расстрел неизбежен, но ты еще можешь себя спасти, — мы ждем чистосердечного раскаяния». И тут же предлагается способ спасения, раскрой к/р. организацию, или просто сделайся нашим человеком, «можете молиться и проч., мы церковь не гоним» и т. п.
Все эти горечи кончались тем, что все получали разные сроки и в разные отдаленный места высылки в концлагеря, по тогдашним еще законам не превышавшие 10 лет. Обыкновенно, для лиц серьезного значения, эти сроки, накануне самого освобождения, добавлялись новой порцией или вольной ссылкой в непроходимые места. На прежнее место редко кто возвращался. Немало умирало в невероятно трудных условиях. Иг. Евстратий и Макарий, по рассказу очевидца соузника мирянина, вернувшегося в X., скончались в крайне тяжелых условиях Свирь-лагеря, показав при всем этом истинно христианское мужество, без малейшей уступки безбожникам даже до смерти. О. Григорий С-ий получил 10 лет в Темниковские лагеря, а потом перевезен на Беломор-лаг. О. Варсонофий получил 5 лет в Темниковские лагеря, перевезен был в Саровский к-лагерь, и помещался в самом главном храме.
Замечательно было его поведение в тюрьмах и лагерях, пишущим наблюдаемое. Он совершенно искренно говорил, что тюрьма для него некая духовная школа, и он принимал заключение в ней как возможность духовного совершенствования, без страха и с благодарностью Богу.
Вследствие существовавшего обыкновенно озлобления против духовенства, о. В-ия помещали в камеры отъявленных рецидивистов — постоянных уголовных преступников, потерявших, как будто, всякое человеческое чувство, бандитов, убийц, воров и проч. И вот истинно христианское поведение, достойное своего звания, часто укрощало и этих зверей в человеческом облике. Некоторые из них так привязывались к батюшке, что даже по разлучении искали как бы связаться с ним перепиской или иным способом. В самой камере он вел себя как священник и монах. Невзирая на шум, крик, неимоверную ругань, тяжелый дым от табака, он часами простаивал на молитве с четками, как бы не замечая окружающей его обстановки. Передачи, если таковые бывали, он делил со всеми. Не снижаясь до той среды, в которой он был, но и не презирая ее, он заставлял всех смотреть на себя, как на истинного служителя Божия. В лагерях, не взирая ни на какие прещения, он принципиально отказывался от какой бы то ни было работы и всячески не давал изменять свой внешний видь: только насилием с побоями его остригали и снимали бороду.
Находясь постоянно в таких тяжелых условиях, он никогда не унывал, все время посвящая молитве, он находил и друзей и многих утешал. Пишущий сам испытал это. В тяжелых условиях заключения, первое время особенно тяжело бывает и находит такая тоска, что некоторые бросались и ударялись лбом в стенку, чтобы болью физической заглушить ночь уныния, особенно если нет веры в Бога. И в такой момент мне приходилось встречать батюшку как в тюрьме, так и в концлагере: при одном только получении благословения на расстоянии, не говоря уже при личном свидании, гора уныния сваливалась и овладевало радостное чувство. Его одухотворенный светлый внешний вид и ласковое обращение всегда привлекали к нему людей верующих, и создавался кружок своих верных, и все вместе друг другу помогали, перенося трудности лагерной жизни.