Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)
Шрифт:
– Разумеется, – согласился Холмс. – И аналогичным образом с этим же связаны мотив убийства и возможность, – добавил он.
Возбуждение Уэллса нарастало.
– Вы уже распутали дело, Холмс, и знаете, кто убийца? Не могу не восхищаться вами!
– Это завтра, – сказал Холмс. – А пока давайте наслаждаться гостеприимством нашего хозяина и приятным обществом друг друга. Мне тоже понравилась ваша “Машина времени”, Уэллс.
Тот казался польщенным:
– Спасибо.
– Особенно как вы описали гибель нашей безрассудной цивилизации. Хотя я не уверен, что ваш мир будущего
– Да, в самом деле? Тогда позвольте мне бросить вам вызов, мистер Холмс. Что, если бы я переместил вас сквозь время в какую-нибудь отдаленную эпоху – такую же далекую, как эпоха огромных ящериц, – скажем, через десятки миллионов лет. Как бы вы установили дедуктивным способом, существовало ли человечество в прошлом?
Мой друг удобно устроил ноги на скамеечке и набил трубку.
– Хороший вопрос. Прежде всего, мы должны помнить, что все, построенное человеком, с течением времени вернется в изначальное состояние – к простым химическим соединениям. Достаточно лишь внимательно изучить разрушение египетских пирамид, чтобы это заметить, а они еще сравнительно молоды относительно геологических эпох, о которых мы говорим. Никакой наш бетон, сталь или стекло не выдержит и миллиона лет.
– Однако, – сказал Уэллс, – есть вероятность, что окаменевшие человеческие останки могут сохраниться в вулканическом пепле, как, например, в Помпеях и Геркулануме. Тогда где-то рядом, в непосредственной близости, непременно будут обнаружены предметы бытовой культуры, такие как драгоценности или хирургические инструменты. И геологи будущего обязательно найдут слои пепла, свинца и цинка – свидетельства существования нашей некогда прекрасной цивилизации…
Но Холмс не уступал, продолжая отстаивать свою точку зрения.
И они все говорили и говорили друг с другом, Герберт Джордж Уэллс и Шерлок Холмс, в сгущающемся тумане табачного дыма и пивных паров, пока моя бедная голова не пошла кругом от тех идей, которыми они жонглировали.
* * *
На следующее утро мы снова отправились в дом Бримикума. Холмс хотел видеть Тарквина.
Бримикум-младший вошел в гостиную, устроился поудобнее и непринужденно положил ногу на ногу.
Лицо Холмса было непроницаемо. Он мельком взглянул на Тарквина и сказал, обращаясь ко всем присутствующим:
– Это дело напомнило мне об одной азбучной истине, о которой мы, увы, частенько забываем: как мало в действительности люди понимают окружающий их мир. Вы, Ватсон, продемонстрировали это, когда не смогли верно предсказать, как именно упадут соверен и фартинг, хотя фокус с монетами – всего лишь пример того, что вы наблюдаете по сто раз на дню. И только истинный гений – Галилей – сумел первым провести понятный и убедительный эксперимент в этой области. – Закончив вступительную речь, Холмс вновь посмотрел на Тарквина: – Вы не гений, мистер Бримикум, а инженер Брайсон и подавно. Но тем не менее вы изучали работу брата; ваши познания в теории и ваше понимание поведения объектов
Тарквин уставился на Холмса, пальцы у него слегка дрожали.
Холмс скрестил руки за головой.
– В конце концов, корабль рухнул всего с каких-то десяти футов. Даже наш Ватсон пережил бы такое падение – возможно, с синяками и сломанными костями. Но ведь Ральфа убило не падение, не так ли? Тарквин, какова масса аппарата?
– Около десяти тонн.
– Это примерно в сто раз больше массы Ральфа. А значит – в специфических условиях инерционного корректора, – корабль летел к полу в сто раз быстрее, чем Ральф.
И тут меня озарило, я сразу все понял. В отличие от моей доброй кабины лифта из примера Уэллса металлическая капсула, двигаясь относительно Ральфа с ускорением, упала бы, как бы “захватив” его. Воображение, совсем некстати, вело меня дальше. Я увидел, как потолок кабины с размаху впечатывается в изумленное лицо Ральфа, за долю секунды до того, как металлическая махина обрушивается на его тело, и оно лопается, будто воздушный шарик…
Тарквин закрыл глаза ладонями.
– Картина того, что случилось с моим братом, до сих пор не выходит у меня из головы. Почему вы мне это рассказываете?
Прежде чем ответить, Холмс повернулся к Уэллсу:
– Мистер Уэллс, давайте проверим вашу наблюдательность. Какой единственный аспект этого дела поражает больше всего?
Уэллс нахмурился.
– Когда мы впервые были в инерционном корректоре с Тарквином, я помню, как заглянул в капсулу и осмотрел пол и кресло пилота, чтобы увидеть следы, свидетельствующие о смерти Ральфа.
– Однако, – заметил Холмс, – доказательства кончины Ральфа – дикие, гротескные – были на потолке, а не на полу.
– Да. Тарквин обратил на это мое внимание, указав на потолок. Но позже, как я припоминаю, уже вы, мистер Холмс, были вынуждены объяснить инженеру Брайсону, куда надо смотреть, и, когда он поднял голову, его лицо исказил ужас. – Уэллс с видом победителя взглянул на Холмса. – Вот наконец симметрия и нарушена. Тарквин знал, куда смотреть, а Брайсон – нет. О чем это нам говорит?
– Пытаясь найти следы гибели Ральфа на кресле пилота и на полу, мы проявили непонимание того, что с ним случилось, – ответил Холмс. – Нужно было, чтобы нам показали это – и Брайсону тоже! Если бы Брайсон хотел убить Ральфа, он выбрал бы какой-нибудь другой способ. Только человек, изучивший свойства гравитационного поля, изменяемого инерционным корректором, мог знать, какперерезанный трос убьет Ральфа.
Тарквин сидел очень тихо, с закрытыми глазами.
– Кто-то вроде меня, вы хотите сказать?
– Это признание, Тарквин? – спросил Холмс.
Тарквин поднял голову и задумчиво посмотрел на Холмса:
– У вас нет никаких доказательств. К тому же Брайсон мог бы меня остановить до того, как я перережу трос. Как вам такой контраргумент? То, что этого не случилось, доказывает его вину!
– Но Брайсона там не было, – ровным голосом сказал Холмс. – Вы все очень ловко подстроили.