Новые приключения во времена Людовика XIII
Шрифт:
– Идемте, г-н Анри, - ласково позвала Джулия, беря под руку своего задумчивого жениха.
– Мы уже больше ничем не поможем ему. А вы не грустите, все всегда к лучшему, как сказано в Писании!
– Я действительно чувствую себя не очень хорошо, - медленно согласился де Арамисец со скорбным выражением лица. – Проводите меня поскорее до моей комнаты, где, я, надеюсь, вы сможете утешить меня, опечаленного!
Тем временем, Изабелла дала волю слезам, которые вот уже несколько часов душили ее. Она одна виновата од¬на в том, что случилось! Теперь никогда она не сможет услышать слово «Испания» без того, чтобы не вспомнить преданное сердце,
А в лесу было неправдоподобно тихо, словно красота самопожертвования, доброта, страдание и мужество дона Себастьяна заворожили весь мир. Все существо Изабеллы стремилось к графу де Силлек, и она была уверена в том, что правильно сделала, оттолкнув от себя дона Себастьяна. Но почему же тогда так болело сердце от сознания какой- то тяжелой вины перед ним, перед собой, перед мужем? Изабелла ведь не лгала, не изворачивалась, не изменяла себе! Графиня не осознавала, рыдая, что другая вина перед доном Себастьяном мучила ее, вовсе не нанесенная рана - отказ в любви. А то, что вольно или невольно, Изабелла заставила его обнажить перед глазами непосвященных его самые сокровенные тайники души. Она страдала оттого, что все увидели истинное переживание дона Себастьяна, которое должна была видеть она одна - любовь! Тяжелое испытание для человека, который имел некрасивую внешность и боялся показать себя беззащитным и трепещущим. Куда теперь он уедет, знает один бог! И в этом тоже ее бесконечная вина.
В комнату вошел де Батц.
– Уехал?- спросил он невозмутимо.
Изабелла вздрогнула и растерянно обернулась. Удивительно, но она испытала невероятное облегчение оттого, что он так просто заговорил с ней.
– Да, уехал.
– Прекрасно!
– Г-н Шарль, я чувствую себя ужасно! Нет мне прощенья! Как же мне жить теперь, ведь я разлучила братьев!
– Гм…
– Меня, наверно, сейчас проклинают и дон Себастьян, и де Арамисец, и Арман!
– Это и есть причина ваших слез? О, вовсе незачем страдать по этому незначительному поводу,- де Батц смешно наморщил лоб, словно подбирая слова, которыми обычно не пользовался. – Этому испанцу вы подарили семью, у него теперь появился брат, будет невестка и, бог даст, голубоглазые милые племянники! Что касается де Арамисец… Между нами, дорогая графиня…
– Что такое?
– Если бы дон Себастьян остался и сегодня уехал с нами в Париж, у Анри завтра не было бы его баронства. Как старшему брату в семье де Арамисец, дону Себастьяну перешли бы и земля и баронский титул.
– Ах, я не подумала об этом!
– Вы сами понимаете, как было бы тогда Анри с его планами жениться! Ему и так придется кровью завоевать титул никак не меньше маркиза, чтоб взять в жены вашу высокородную подругу. Если бы в Париже узнали, что у де Арамисец нет больше поместья, госпожу де ла Шпоро тут же выдали бы за сына маршала Бассомпьера, который, как я знаю, совсем недавно опять сватался к ней!
– Тем более, - раздался голос графа де Силлек, - что дон Себастьян, уезжая, сделал то, что должен был сделать уже давно: отправиться искать свое место в жизни.
Де Силлек вошел в комнату и остановился рядом с де Батц.
– Он и во Франции чувствовал бы себя изгоем, Изабелла, уверяю вас, ибо и там он не смог бы проявить себя. Он бы вернулся к горестным воспоминаниям, и они разрушили бы его душу! Такому деятельному человеку, как он, нужно дело, в котором он показал бы свои способности, к чему бы приложил свои обширные знания
– Вот именно!
– подтвердил де Батц. – Де Силлек - вы поистине необыкновенный человек. Я хотел сказать то же самое, но не смог подобрать слова!
– Теперь, будем надеяться, дон Себастьян найдет дело, которое придется ему по душе.
– Вот видите, это очень хорошо для нас и для него, что он уехал, милая г-жа графиня!
– продолжил де Батц.
– Он еще будет счастлив!
Изабелла в душе была согласна с ними. Несомненно, каждому нужно хотя бы раз в жизни уйти из навязанной атмосферы жизни, чтобы найти себя, заплатив за это борьбой. И только тогда, на своем месте, человек забудет и о своем уродстве, и об одиночестве - ибо придет любовь и здоровье, друзья и родные. Короче, счастье!
Изабелла глаз не сводила с де Силлек. Как он мудр, с какими добротой и уважением к дону Себастьяну он утешал Изабеллу. Его кровное благородство проявлялось во всем и даже окружающие заражались его благотворной атмосферой.¬
– Любовь моя!
– прошептала Изабелла в волнении.
Поймав ее пылкий, влюбленный взгляд, де Силлек облегченно вздохнул. Он сразу потерял свою недавнюю суровость и улыбнулся. Его теплый взгляд согревал Изабеллу, нежил ее, ласкал. Только на нее, одну из всех женщин де Силлек смотрел так - со страстью и доверием. И Изабелла больше не могла быть вдали от любимого. Она подошла к мужу и спрятала мокрое лицо у него на груди, вся, отдавшись ощущению ослепительного счастья.
Он увел ее. Солнце уже садилось, заливая мягким розовым светом их маленькую комнатку и бросая блестящие блики на волосы Изабеллы. Море блестело как серебряная чаша.
Де Силлек приник к губам жены со страстью.
– Вы заставили меня страдать!
– прошептал он глухо тем самым тоном, каким делаются самые мучительные и сладкие признания.
– Вы заставили меня впервые в жизни испытать, что такое ревность и отчаянье, дорогая моя! И у меня, вынужден признаться, эти черные чувства отнюдь не вызвали радости! Я и не знал до этого, что это такое - сходить с ума от ревности! Изабелл, это просто ужасные чувства!
Изабелла расцветала под его любящим взором. Глаза ее сияли.
– Многие желают вас, душа моя, моя Изабелл! Но вы принадлежите только мне, хоть и доставляете мне порой минуты боли!
Изабелла с любовью ласкала его лицо, зажигая в его темных выразительных глазах огонь страсти.
========== Глава 36 Погоня за счастьем ==========
Стояли необычайно жаркие дни даже для Пиренеев. Ослепительно блестящий шар солнца висел в ярко- синем небе, изливая на землю обильные потоки зноя. Если бы не многочисленные глиняные чаши с водой, в комнатах было невозможно бы находиться. Вода впитывала себя жару и, если закрыть ставни, на несколько часов в помещении устанавливалась приятная прохлада.
Джулия лежала на низком ложе, вцепившись пальцами в одеяло. Губы ее казались алыми от поцелуев. Де Арамисец, опираясь о ее приподнятое колено, сидел подле нее. Глаза его пожирали все пленительные изгибы ее тела, облаченного в синий атлас. Джулия смущенно отвела глаза, так возбуждало и волновало ее это восхитительное разглядывание. Это было так же необычно и прекрасно, как их ласки, переминающиеся такими вот томной негой и отдыхом.
– Моя возлюбленная!- шептал де Арамисец в своей обычной восхитительной манере.- Бог свидетель, я держу в объятиях саму красоту!