Новые записки Шерлока Холмса (сборник)

Маркум Дэвид

– А вот так. Я вообще не верю в эту чепуху. Внимания на нее не обращаю, и все тут. Жена моя, правда, верит. Так что я не стал возражать, когда ей захотелось отправиться в путь с паломниками. Я и сам в молодые годы странствовал и всегда считал это достойным занятием. И когда жена собралась в дорогу, я присоединился к ней, хоть и пришлось разъезжать с этим народцем. Я-то к ним не имею никакого отношения – просто наслаждаюсь путешествиями. Мне удалось посетить такие места, куда иначе я мог бы и не попасть.

В свое время я получил небольшое наследство, а недавно, чтобы достать денег на дорогу,

продал свой магазинчик. Надо сказать, паломники оказались довольно милыми и безобидными – кроме, разве что, Софии. После смерти жены – она скончалась примерно год назад – я решил остаться с ними. Никто не был против. Думаю, им и в голову не приходит сомневаться, что я – один из них. А ведь это моя жена была верующей, не я.

– Как часто здесь появлялся мистер Морланд? – спросил Холмс.

– Как правило, каждый день с тех самых пор, как мы разбили здесь лагерь пару недель назад. Сначала он беседовал и с Вилкисом и с его дочерью, а потом стал приходить только к Софии. Возможно, ее отец ни о чем и не подозревал – во время их встреч он либо молился, либо дремал в палатке.

Старик наклонился к нам и понизил голос:

– Знаете, с тех пор как Вилкиса убили, Морланд и носа не кажет. – Он покосился на палатку Софии. – Вот что я вам скажу: мы мистера Морланда и раньше видели. В первый раз он объявился, когда мы путешествовали по Германии. Он тогда выглядел по-другому, не таким важным и напыщенным.

Иногда, если мы где-нибудь разбиваем лагерь, из соседних городков приходят любопытствующие, которым интересно узнать, что же проповедует Вилкис. Так вот: в одном немецком городке – уж и не припомню, в каком именно, – среди таких людей и оказался Морланд. А вскоре он стакнулся с Софией: они уже тогда уединялись, чтобы пошептаться. Я поначалу было решил, что у них романтические отношения, но, похоже, Софию интересует лишь преобразование религии отца. А Морланд поощряет ее.

– Вы сказали, он выглядел иначе, – уточнил Холмс. – А в чем это выражалось?

– Ну, когда мы видели его в Германии, он… вроде как выглядел настоящим немцем, – ответил старик. – Бороду и усы стриг по-другому, да и походка была другая. Такие модные наряды, как сейчас, не носил… Впрочем, и тогда его одежда выглядела довольно дорогой. Понимаете меня? Ну и конечно, он говорил по-немецки. София тоже немного умеет по-немецки – насколько мне известно, ее мать родом из Германии; может, так девочка и выучила язык. Но здесь, когда Морланд приходил в лагерь, они болтали на английском.

Несмотря на дальнейшие расспросы, больше нам не удалось выудить никакой информации. Старик уверил нас, что никому, и в особенности Софии, не расскажет об этой беседе. Мы поблагодарили его, и Холмс выразил паломнику признательность за его наблюдения.

– В этом и заключается моя религия, – усмехнулся тот. – Наблюдать за людьми. Что может быть лучше, чем откинуться на спинку стула, выкурить пару трубок и понаблюдать за чужими делами. Должен признать, порой это наскучивает, но обычно дело стоящее: рано или поздно кто-нибудь выкинет что-нибудь эдакое.

Мы отошли ближе к середине лагеря, и Холмс задумался. Затем он подвел нас к палатке Софии, попросив меня:

– Уотсон, притворитесь, будто вам плохо. Ненадолго, хорошо? –

И даже не дав мне времени на возражения или подготовку, велел начинать спектакль.

Сначала я замер, но тут же попытался изобразить слабый стон. Мой друг раздраженно нахмурился – видимо, он рассчитывал на более энергичное представление. Вздохнув, я принялся с ревом шататься, словно скотина от забродившего корма. Постепенно я оседал все ниже, пытаясь подобрать себе местечко для падения почище. Краем глаза я заметил, как Холмс ринулся в палатку к Софии, взывая о помощи.

Спустя мгновение девушка уже стояла около меня на коленях. Я стонал и пытался привлечь к себе все ее внимание. Я видел, что подошли и другие члены общины. Холмс же тем временем незаметно проник в ее палатку. София все спрашивала, что у меня болит, но я делал вид, будто не понимаю ее, и добросовестно прикидывался до тех пор, пока Холмс не подошел к нам.

Сыщик незаметно кивнул мне, и я чудесным образом тут же исцелился и вскочил на ноги. Поблагодарив Софию за помощь, я уверил ее, что у меня случился приступ лихорадки, которую я подцепил еще в годы военной службы за границей. Дескать, волноваться не о чем. Девушка выглядела озадаченной, но затем, махнув рукой, развернулась и пошла в свой шатер.

На пути к экипаже Холмс похвалил меня:

– Прекрасно, старина, я и сам почти поверил вам.

– Надеюсь, вы нашли все, что хотели, – прошептал я с раздражением.

– А что вы, собственно, искали? – поинтересовался Зайгер, когда мы отъехали от лагеря.

– Вот что, – ответил детектив, выуживая из кармана жилета несколько сложенных листков бумаги. – Конечно, это большой риск, но они избавят нас от лишних хлопот.

Он передал записки Зайгеру. Тот развернул их и разложил на коленях, чтобы и мы с Тенли могли их видеть. Один из листков представлял собой обычный клочок бумаги плохого качества с небрежно нацарапанным списком покупок. Буквы стояли вразвалку, и было видно, что писал его малограмотный человек.

– Это образец почерка Софии, – заявил Холмс. – Есть у меня одна идея… Так вот, думаю, что он нам пригодится.

Второй листок был из плотной бумаги высокого качества. Верхний край квадрата со стороной в пять дюймов лохматился, как будто его оторвали, а боковые стороны выглядели ровными.

– Довольно дорогая писчая бумага, – заметил Холмс. – Причем изначально этот лист был примерно на дюйм или два больше.

– Оторвали часть с монограммой, – пояснил Зайгер, – чтобы утаить личность отправителя.

– Бумага все-таки необычная, так что, держу пари, нам не придется долго искать похожую, – заметил Тенли.

– Совершенно верно, – ответил Холмс. – Кстати, Гриффин, отвези-ка нас к мистеру Морланду.

Кучер ничего не ответил, однако пустил лошадей рысью.

– Что скажете о послании? – спросил сыщик.

Довольно короткий текст был размашисто написан от руки:

Nyy vf jryy. Frr lbh fbba. Z

– Какой-то шифр, – сказал я, и все тут же обратили на меня свои взоры. Казалось, Холмс раздражен, а Зайгер и Тенли удивлены. Я поспешил добавить: – Писал мужчина. Пером хорошего качества с дорогими черными чернилами.