Новый год в октябре
Шрифт:
– Я размышляю, – кивнул Поляков. – И уже почти знаю, что делать. Не скули, парнишка, что-нибудь придумаем. Идея у меня такая: спишем все твои кражонки задним числом. На счет сотрудничества между нашими фирмами. У себя я это обтяпаю мигом, никто не пикнет, а вот если бы твой Бегунов проявил бы лояльность… Кстати, где он?
– В больнице, на обследовании…
– Так он не в курсе твоих…
– Пока нет… Вспомнил! – Прошин кинулся в прихожую и вернулся с портфелем. – Порылся в документах, на всякий случай прихваченных из дома. – Вот. У меня есть бумага с подписью Бегунова. Чистая.
–
– Все подлинно! Это случайно вышло. Лист прилип…
– Ну тогда… порядок! Живем! По коньяку и приступаем к работе над легендой… Завтра она уже будет в отпечатанном виде. А в понедельник все устроится с другими бумажками. И выйдет, что содействовал ты на взаимообразной, скажем, основе, серьезным оборонным разработкам. И чтобы сунуть в них нос… Впрочем, те, кто властен сунуть в них нос, мои приветливые прикормленные друзья. И команду «фу» они выполнят беспрекословно. Кстати, как ваш анализатор?
– В печенке он у меня, анализатор этот, – проговорил Прошин, глядя, как Поляков открывает бюро и вставляет лист в пишущую машинку.
– Вот что, – отозвался тот, присматриваясь к фразам, рождавшимся под ударами литерных молоточков. – Мы договоримся так: я даю тебе аванс, вытаскивая тебя, мелкого жулика, из заварушки; я открываю тебе райские перспективы, но в оплату в ближайшие лет пять ты занимаешься техникой для онкологии.
– Тебе– то что с него, с анализатора…
– Ха! Да на разработку такого агрегата и разного рода дополнительные исследования ты с моей помощью выбьешь квоту по бюджетной валюте! А как договариваться с поставщиками на Западе – я тебя научу. Кроме того, я познакомлю тебя с проверенными тамошними людьми. Придется отписываться в определенные инстанции, но это рутина известная… Ну, как тебе такой концерт для фортепьяно с роялем?
– Рояль– это ты? – спросил Прошин хмуро.
– Угу. Теперь так. Чувство меры у меня безукоризненное. Как у штангенциркуля. Обжираться осетриной, чтобы потом треску трескать, да и ту по праздникам, при всей разухабистости своей натуры я себе не позволю. Анализатор же – конек, на котором мы с тобой весь белый свет обскачем. И очень красиво поживем. Шикарные отели, юные красавицы… Но это – шелуха. Главное – деньги. Не скрою от тебя и свою слабую сторону: рабочая специфика моей конторы широко развернуться не дает. Но если вкрутить меня в стороннее дело… Как? Подписывает тройной договор. Врачи, вы и наша лавочка. То есть мы работаем на медиков сообща. А тут–то зарыта породистая собака! – Разгоряченный идеями, Поляков стянул с себя шерстяную кольчужку свитера. – С министерством проблем нет. Будут грамотные мотивировки – будет зеленая улица.
– А вот это не надо, - сказал Прошин.
– Зеленой улицы?
– Именно. Поскольку этот термин вошел в обиход вовсе не тогда, когда появились светофоры на трассах. По зеленой улице раньше прогоняли каторжников. А зеленой она была из-за цвета солдатских мундиров, что от души угощали их шомполами.
– С удовольствием отказываюсь от ложной метафоры, - сказал Поляков. – Но не отказываюсь от глобальной идеи. А она такова: рак - проблема мирового значения. Нахрапом, естественно, ее не решить… В общем, ты мне остро необходим. Далее.
– Ой, умрешь… – вздохнул Прошин.
– Командовать надо самому, постоянно держа коллектив в здоровом напряжении. Рабы не уважают тех, кто уважает их. Не помнишь, кто это сказал?
– Н–нет.
– Значит, это сказал я.
ГЛАВА 6
Проснулся Прошин с теми же мыслями, с которыми и лег спать. А думалось просто и безответно: что будет?
До обеда он проторчал в конторе Полякова, откуда отправился в институт, размышляя о личности своего счастливо обретенного спасителя. То, что предлагал Поляков, отдавало крупным и наглым криминалом, причем организатором и исполнителем всех махинаций выступал Прошин, идеолог, получавший свой жирный кусок, стоял в стороне. А игра между тем отпахивала смертельным риском. Ввязываться в нее Прошин категорически не хотел, но и отказать будущему партнеру было невозможно, находясь в тех тисках, в которые он, Алексей, угодил. И что делать? Как все надоело… А может, послать всех подальше, когда исчерпаются текущие невзгоды или… послать подальше себя.
И тут он призадумался…
Заседание партбюро назначили на три часа в кабинете заместителя директора, и ровно без одной минуты три Прошин вошел туда, мгновенно отметив: все тот же состав бюро: помощник директора по режиму Мясищев – генерал–майор в отставке; секретарь парткома – сталь в глазах и никакого юмора – и заместитель директора Далин – усталый, болезненный человек, из–за постоянных недомоганий собиравшийся на пенсию.
– Вернемся… к прерванному разговору, – буркнул секретарь.
Мясищев грустно закивал головой. Далин отвел взгляд в сторону.
– Значит так, - начал Прошин, невольно подражая интонациям Полякова и обретая тем самым некую уверенность. – Насколько мне известно, в настоящий момент я фигурирую как мошенник, должный дать ответ за содеянное. Должен разочаровать: дело обстоит не столь захватывающе, как оно кажется. Я всего лишь жертва проблемы внутренней экономической неразберихи отдельных организаций, в том числе - и нашего НИИ. Раскрою суть. Ни для кого не секрет, что при отсутствии в бухгалтерии наличных средств платить за государственные интересы приходится, применяя практику липовых премий. Чтобы приобрести то, что не купить и за наличные, существует практика обмена с теми организациями, которые имеют нужное нам, на не имеют нужное им, что есть у нас. Мы списываем и дарим им, они списывают и дарят нам…
– Так, – перебил его секретарь.– И что же подарили нам?
– Да? – спросил Далин. – Что… подарили?
– Микросхемы новейших западных технологий, – сказал Прошин. – Согласно договору… – Он вытащил из папки лист бумаги.
Лист пошел по рукам.
– М–мм… – промычал Далин. – Подпись директора…
– А с их стороны – Поляков, – сказал Прошин. – Это их акты…
Он выложил остальные бумаги. На актах стояли печати и надлежащие визы.