Новый год в октябре

Молчанов Андрей Алексеевич

« А если позвонить? – отрешенно листая последующие неотредактированные странички, думал он. – Но зачем возвращаться к пройденному? Возвращение к пройденному – суть оценки правильности жизни и рассмотрения ошибок, а отнюдь не повторения их… А это что за номер? Без имени…»

Механически он подвинул к себе телефон и снял трубку.

– Алло! Ал… Да говорите же!

– Это Алексей, - выпалил Прошин, силясь угадать, кому из знакомых принадлежит голос.

–

Алексей? Это какой?.. А-а! Это не тот, что тихой сапой ушмыгнул с Нового года и которого потом мы два часа искали?

– Тот, - бодро сказал Прошин, распознав личность собеседника. То ли журналист, то ли писатель. Муж парикмахерши. Как звать-то ее? Аня, что ли?

– Как супруга? – спросил он.

– Анна? – На том конце провода вздохнули. – Ничего… Развелись мы с ней. На прошлой неделе.

– Эх! – сказал Прошин. – А я уж собирался сделать себе прическу у мастера высокого полета.

– И сделай. У нее есть телефон, позвони. Давай продиктую…

Прошин, кривя губу в усмешке, записал…

– Давай увидимся как-нибудь, - предложил литератор. – Помнится, вы говорили, что живем рядом…

– Да хоть сейчас можно, - проронил Прошин бездумно, шваркнув по номеру собеседника пером.

– А чего? – внезапно согласился тот. – Сижу дома, пытаюсь писать, ничего в голову не лезет! Давай адрес.

Такого скорого согласия Прошин не ожидал, но отступать было неловко.

Опустив трубку, он с негодованием воззрился на себя в зеркало. С изумлением произнес:

– Ну, ты и тип! Что в голову не взбредет, то и ляпнешь! Или тяга к обществу заела? Некому руку подать, некому спинку потереть… Тьфу, гостей ему подавай! Как же… будут тебе гости! Заявится сейчас эта шкура, примется тут пьянствовать, разглагольствовать, а ты сиди и прикидывай, как бы его вытурить…

Со вздохом он вытащил из бара водку, бутылку сухого; соорудил закуску из солений и уже начавшей портиться и черстветь красной рыбы – пусть закусывает, чтоб не пропадало…

Явился приглашенный. Прошин озабоченно вспомнил, что напрочь забыл его имя.

– Ну, входи, - благодушно пригласил он. – Веселиться будем.

Сели за стол. Прошин глотнул холодной водки, забывшись, положил в рот кусок рыбы и, быстренько сбегав на кухню, где выплюнул его в помойку, вернулся.

– Да, нас, кажется, по-отчеству одинаково величают, - непринужденно начал он. – Вячеславович? Или – путаю?

– Меня – Львович. Александр Львович, - жуя, ответил то ли писатель, то ли журналист.

Имя было выяснено, и разговор потек непринужденнее.

Александра Львовича слегка развезло, и он, откидывая назад длинные,

спадающие неровной челкой на лоб волосы, повел речь о современной литературе, что-то восторженно цитируя, что-то мрачно осуждая… Прошин поддакивал. Собеседника он не слушал, но было весело…

– Я вообще-то печатаюсь много, - пояснял тот. – Рассказы, фельетоны… Исключительно в центральной прессе! Не читал?.. Козловский. Фамилия, безусловно, не из редких…

– Читал, и не раз, - льстиво успокоил его Прошин.

– Недавно выиграл литературный конкурс, - без логической связи продолжал литератор. – Лучший рассказ…

– Интересно, - равнодушно сказал Прошин. – Где мои очки?

– А знаешь, - сощурился Козловский многозначительно, - я ведь к тебе пришел, сознаюсь, не без шкурного умысла… Ты – человек, из среды для меня неизвестной, чем весьма интересен… Я, правда, не помню, кем ты, извиняюсь, работаешь…

Прошин не удержался от невольной улыбки.

– Инженером, извиняюсь.

– Ну? – удивился Козловский. – Это тяжелый случай. Зарплата, конечно… - Он оглядел интерьер комнаты и осекся. – Но ты, наверное… не простой инженер?

– Золотой, - хмыкнул Прошин. – Я – доктор наук, - соврал он, впрочем, уверенный в своих словах. – А по образованию – радиоинженер.

– По образованию! – сказал Саша. – По образованию я и сам ветеринар! Так вот. Может, подкинете мне какую-нибудь историю, а? Из собственной жизни? Самый лучший материал – из реальности. Только из него получается полотно, сотканное, так сказать, из жизненных волокон.

– Смотря, какие волокна, - сказал Прошин. – А то на выходе из творческого станка дерюга с проплешинами вылезет.

Александр Львович захохотал, полез в карман и, достав блокнот, начал что-то писать.

– Чего это ты там? – с неудовольствием спросил Прошин.

– Ты здорово выдал, - объяснил Саша. – Смешно. А это, - он тряхнул блокнотом, - моя записная книжка. Знаешь, придет ненароком в голову словцо, репризочка или мысля вумная – хоп, и записал, чтоб не забыть… Записная книжка – ларец жемчуга, которым надо расшить ткань произведения, - прибавил он и, удивившись своей фразе, внес в блокнот и ее.

Прошин качнул головой, усмехнувшись. И вдруг, будто пузырек воздуха со дна, всплыла мысль, вполне осознанная и четкая. Ведь если парень имеет связи в прессе, то это же лучшее, что способно помочь в игре! В самом деле? Вдруг это и есть тот кирпич под рукой, что грубо и просто разобьет тонкий механизм противодействия Бегунова, Лукьянова, Далина – механизм, неподвластный отмычкам тонких интриг? А почему бы и нет? Оружие всегда рядом. Его надо только распознать и правильно применить…