Новый Мир (№ 1 2009)
Шрифт:
Кондиционер зашумел.
Капотин поднимает голову и смотрит сначала на кондиционер, затем на человека с пультом. Тот сразу же убрал звук и, соответственно, холод.
Один из чиновников с ужасом глядит на коллегу напротив. У того сейчас сорвется с подбородка огромная капля пота, но он не замечает. Чиновник хочет сказать ему, приставляет ладонь ко рту, чтобы шепнуть, но не успевает: капля срывается, падает в стакан с водой. Брызги во все стороны, оглушительный
И опять тишина.
В этой тишине Капотин переворачивает страницу.
Звук такой, какой услышал бы Гулливер в стране гигантов, если бы рядом с ним перевернули страницу книги размером с футбольное поле.
Наконец Капотин нарушает тишину. Он говорит мягким, но укоризненным голосом:
— Ну что это такое, Деляев? Опять в прошлом месяце взял полтора миллиона из фонда социальной помощи?
Деляев хочет встать, но Капотин делает знак: отвечай сидя.
Тот бормочет:
— В связи с мероприятиями по улучшению работы по улучшению контактов с общественно значимыми организациями…
Капотин морщится:
— Перестань, тут все свои. Опять, что ли, дом строишь?
— Для младшей дочери, — признается, потупясь, Деляев.
— А сколько ей?
— Восемнадцать уже. Тесновато нам стало…
— Где строишь? — интересуется Капотин.
— Ипатовка, двенадцать километров от окружной.
— Знаю, место хорошее, — одобрительно кивает Капотин. — Позови на новоселье. Я слышал, дочка красивая у тебя.
Капотин улыбается, Деляев тоже улыбается.
Но Капотин построжал — и у Деляева тут же стало такое лицо, будто он с детства ни разу не улыбался и даже не знает, как это делается.
— Все равно, имей совесть, Деляев, — продолжает Капотин. — В этом месяце очередь из фонда брать Субботину. Вы уж хоть какой-нибудь порядок соблюдайте. А то ты взял, ему не досталось, он будет в претензии.
— Да я тоже взял, — успокаивает Капотина Субботин.
— И чем ты гордишься?
— Я не горжусь, просто — констатирую факт.
— Нет, ты гордишься. — Капотин начинает сердиться. — Нельзя так, коллеги. Воруете, я знаю, и все знают. Но, во-первых, воруйте все-таки в порядке очередности, во-вторых,
— Совесть, — подсказывает Переметнов, руководитель отдела по связям со СМИ.
— Спасибо. Вот именно — совесть. Я не призываю ее все время применять и демонстрировать, но, повторяю, иметь ее надо. Вещь не лишняя все-таки. К нам гости приезжают зарубежные… Журналисты вон стоят, как волки, следят, заразы… Чтобы, если попросят ее показать, эту… Опять забыл…
— Совесть.
— Да. Она чтобы была в наличии!
И опять Капотин изучает доклад.
— Ну вот, та же картина. Лучшенко у газовиков десять миллионов отжал, Зимянин в Монако землю купил, Рахманович третью яхту океанскую меняет.
— На свои деньги, — возражает Рахманович.
— Ничего у тебя своего нет — и ты это знаешь! — с ноткой суровости отвечает Капотин. — Или вот — товарищ генерал Пробышев откатил целых двенадцать миллионов у Нижневерхо2вского оборонного завода. Не много?
— Половину для вас, Павел Савлович, — торопится оправдаться товарищ генерал Пробышев.
— А мне оно надо? Ты вот финансиста нашего спроси. Манин, скажи ему — деньги зачем?
Манин застигнут врасплох, не сразу может сообразить.
— Ну… Инвестиции… Вклады… Кредиты… Финансовая система…
— А попроще?
— Деньги нужны… Чтобы все было!
— Вот. Чтобы все было. А у меня и так все есть.
Капотин опять листает доклад и с неудовольствием отбрасывает его.
— Зарвались вы, ребята. Вы как хотите, но что-то надо делать.
— Сажать нас надо, — сокрушенно советует кто-то из чиновников.
— Тогда уж всех. А кто работать будет? — задает Капотин риторический вопрос.
Молчат. Думают.
Заметим, пока они думают, что никакой фантасмагорией тут и не пахнет. Все похоже на заурядное производственное совещание. И голоса заурядны, и лица, и сами слова. И то, что сейчас предложит товарищ генерал Пробышев, прозвучит вполне буднично: так затурканный прораб в строительном вагончике, чтобы ублажить начальство, спешит выдвинуть деловую идею, доказывающую его если не рвение, то сообразительность.
Он предлагает:
— Убить, может, кого-нибудь?