Новый Мир (№ 1 2010)
Шрифт:
— Надя ты, сестра моя!
— Так что ж ты мне голову морочишь — «мама», «мама», я обмерла, думала, с ума сошел, — взвизгивает Надя.
— А ты не серчай, не серчай, — говорит этот странный, да и не очень-то молодой уже парень. — Я отца увидеть хотел. Не помнил его. И карточки нету. И повидал: как бык его запорол из-за меня… Теперь поняла?
Надя смотрит на него и вдруг нежно, по-сестрински целует.
— Его здесь похоронили-то?
— Нет, как положено, на
— А надо было здесь, под ивами, для кладбища он неподходящий богатырь, велик он, тесно ему…
Он оглядывает простор, камыши, воду — и вдруг видит табун коней, взметнувшихся неподалеку от него…
— А что за лошади это?
— Это чечен один, на том острове, табун держит, а сюда они попастись переходят, — говорит Надя.
К болоту подходят кони, гривами машут.
Он смотрит на коней с шалыми гривами.
Вдруг за камышами всадники в латах взвиваются, с перьями на шлемах. Кольчуги, колчаны, легкое тюркское вооружение кочевников.
Брат и сестра смотрят завороженно. Прячутся в высокой траве.
Скачут хазарские всадники.
— Плохие известия, великий каган. Варяги идут по Итилю с севера и тьма людей без лиц с востока. Плохие предзнаменования. Ворон мой не взлетает. Меч мой отяжелел…
— Пока твой меч не будет порхать, как ворон, сердце твое будет мягче свинца от страха. Горе — встретить испытания, трепеща, как женщина…
Надя:
— Откуда они? Саш, это ты опять делаешь?
— Не знаю… Странное место тут, времени через край — сами они выплескиваются…
Всадники исчезают, только черный ворон, вышелушившись вдруг из клубка перьев, возникает в небе, парит, вскрикивает сухо, делает мах — и исчезает.
Саша смотрит на сестру.
— Я пойду, Надя.
— Прощай, Сашенька.
— Не прощай надо говорить, а до свидания. Час-то какой? Уж солнце садится. Долгонько мы с тобой путешествовали… А меня, вишь, на берегу мужик дожидается. Федька зовут. Валин жених.
— Ну, кланяйся, а я пойду…
— Саша! Мать твою! — нетерпеливо кричит Федька.
— Загулялся я, Федя, нельзя мне раньше было, отца надо было повидать…
— Отца? — Федьке как будто и странно, он, может, и слышал, что родители Саши и Вали умерли, но ему не до этого. — Ты погляди! — тащит он Сашку куда-то по берегу. Хватает охапку травы, мнет ее. — Чуешь?
— Дурная трава.
— То-то и оно, брат! То-то и оно! Вот куда мы в другой раз за урожаем-то приедем! Понимаешь?.. А не понимаешь — и ладно. Ты фуфайку накинь, сейчас на реке прохладно, а мы к морю пойдем, там и вовсе — задует моряна — насквозь.
В лодке уже все готово для лова. Две канистры
— Хлебушка хочешь?
— Не, не хочу. Днем сестра накормила.
— Смотри, потом не до еды будет…
— Не…
— Ну, тогда с богом: поехали! — И Федька с духом дергает стартер мотора. Лодку мигом выносит на середину Волги, и она красиво идет по ней, оставляя по борту нежно-лиловый отрез воды.
sub XV /sub
Некоторое время молча сидят: Федька — крепко держа рукоятку газа, Саша — посреди лодки, спиной к ветру. А мимо деревеньки летят, ивы, стога, луга. Родина летит. И хорошо отчего-то.
— Эх, Саня, рассказать бы тебе, как бывало… Как почуешь этот ветер в лицо, сразу стакан хлопнешь — а дальше — мама не горюй! Беспечно жили, брат…
Саше нечего ответить — он молчит.
Но Федька еще не исчерпал восторга:
— Мотор — вишь, какой у меня? Не смотри, что старый. «Ямаха», сорок лошадей… Годная вещь… От тока порулить не проси — этот нас враз перекувырнет. Норовист! Бывало, от ментов уходили — без вопроса. Те на «вихряйках» раздолбанных — а тут сам понимаешь… Зверь! Как на паровозе их объезжали, да с полным ящиком икры, вон, на котором ты сидишь, понял?..
Саша молчит, не знает, что отвечать.
— Ты что все молчишь-то? — раздраженно спрашивает Федька. — Днем ушел — прока никакого, щас молчит — тоже, товарищ!
— Я той жизни не знал, ничем не могу за тебя порадоваться… — произносит Саша.
Федька, по лицу видно, хотел обидеться, да передумал:
— А может, и молчи. Наше дело тихое. Сейчас на раскаты выйдем — ни зву-ка. Ни курить — ни-ни. Сетку будем ставить — уключина чтоб не скрипнула…
Лодка идет уж не между островов, а среди тростников, по большим просторам воды идет. И внезапно в гуще тростника остро тянет какая-то птица, и Саша, сложив по-своему руки, вдруг так же громко отвечает ей.
— Ты что? — вполголоса уже, тихо, набрасывается на него Федька. — Одурел совсем?
— Так ведь зовет…
— И что говорит? — без иронии, но как-то недоверчиво спрашивает Федька.
— Говорит: «Полнится горло восходящей луною…»
— Так прямо и говорит?
— Ну да. Примерно так…
— А ты что отвечаешь?
— Ну, соглашаюсь… Луна-то какая…
— Это вы, значит, о луне поговорили?
— Так примерно.
— Слушай, — придвигается к нему Федька, — а ты — не того?