Новый Мир (№ 2 2008)

Журнал Новый Мир

Казалось, нет ничего проще, чем скроить из готовой книги словарную статью. Сделала я ее быстро. Переделывать пришлось три раза, подгоняя под редакционный стандарт. Потом — отвечать на бесконечные вопросы редакторов, перепроверять даты, факты, цитаты, реагировать на замечания рецензентов, доказывая, что именно твоя трактовка событий опирается на факты, а общепринятая точка зрения не более чем красивый миф (речь шла, в частности, о реакции Гаршина на казнь Млодецкого, покушавшегося на Лорис-Меликова: согласно героической интеллигентской легенде, Гаршин явился к Лорис-Меликову просить о милосердии к неудачливому террористу и сошел с ума, когда министр его обманул, — но, увы, факты упрямо свидетельствуют: приступ маниакально-депрессивного психоза начался куда раньше, чем состоялся легендарный визит).

Конечно, я понимала, что столь сложная система контроля, многократного рецензирования и перекрестных проверок —

часть самого замысла словаря, направленная на исключение ошибок и неточностей. Но не столь уж большая статья о писателе, про которого, казалось, я знаю едва ли не все, отняла столько времени и сил, что я задумалась: а как писать о тех, о которых мне вообще мало что известно? Словарный проект носит не компилятивный, а исследовательский характер. Это значит, что ни один факт, извлеченный из старых справочников, из словарей Венгерова и Геннади, не будет принят на веру. Тут месяцами придется сидеть по библиотекам, перелистывая старые журналы, альманахи и книги (правила словаря требуют точной библиографии); работать в архивах, устанавливая даты рождения, сведения о родителях и других родственных связях, неизвестные обстоятельства жизни, факты, сопутствовавшие той или иной публикации, отзывы современников (а письма и документы пожелтели от времени, а чернила выцвели и почерк не читается, придется пользоваться лупой, а глаза устают до боли). И я приняла малодушное решение отказаться от дальнейшей работы. Косте я тогда сказала, что остальные статьи не потяну: тут подвижники нужны. А когда вышел наконец первый том (в 1989 году), смотрела на книгу c чувством удивления и легкой вины: подвижники все-таки нашлись.

 

Второй том Словаря вышел в 1992 году, хотя готов был намного раньше. Это понятно: все переворачивалось в стране, деньги стремительно обесценивались, бумага дорожала, государственные издательства разваливались. Костя Черный так и не дождался времени, когда он смог бы с гордостью поставить все тома на домашнюю полку: он умер в 1993-м — эта внезапная и безвременная смерть ошеломила всех его друзей и знакомых.

Издание продолжалось, хотя все время испытывало трудности с финансированием, промежутки между томами растягивались, тиражи неумолимо уменьшались, — одно оставалось неизменным: принципы работы, жесткие требования к качеству словарных статей. Третий том “Русских писателей” вышел в 1994 году, четвертый — лишь в 1999-м . Перерыв в пять лет был связан с борьбой редакции за выживание. Но главные трудности были впереди: новое руководство издательства “Большая российская энциклопедия” в 2001 году решило приостановить издание.

...Вот говорят, что у нас нет общественного мнения, что интеллигенция ленива и равнодушна. Но на сей раз Словарь спасла именно реакция общественности. В “Известиях” от 18 октября 2001 года появилось “письмо академиков”, как его потом называли в печати, подписанное С. С. Аверинцевым, М. Л. Гаспаровым, Вяч. Вс. Ивановым, А. В. Лавровым, В. Н. Топоровым и главным редактором Словаря П. А. Николаевым, где длительная исследовательская и издательская работа коллектива авторов и редакторов была названа “беспрецедентным в отечественной науке гуманитарным предприятием”, а закрытие издания поименовано поистине “варварским актом” “по отношению к русской культуре”. Академики пытались не только информировать общественность о драматической судьбе “значимого для русской культуры и масштабного проекта”, но и привлечь к нему внимание органов государственной власти. Общественность живо отозвалась: газеты наперебой комментировали письмо, различные электронные СМИ разместили его на своих порталах, руководству издательства пришлось оправдываться (весьма неубедительно). “Органы государственной власти”, однако, даже те, к кому издательское дело имеет прямое отношение, вроде Федерального агентства по печати, хранили непроницаемое молчание. Наконец с личным письмом по поводу судьбы Словаря к президенту обратился А. И. Солженицын (3 мая 2002 года). Заметим, что Солженицын никогда и ничего у властей не просил: ни для себя, ни даже для какого-либо общего блага. Сколько мне известно, это был единственный раз, когда писатель счел возможным изменить принятому им правилу.

Путин отреагировал немедленно, наложив резолюцию: “Оказать содействие”. Казалось бы, можно радоваться: наконец-то “вертикаль власти” сработает на пользу культуре. Кто посмеет ослушаться президента? Однако посмели. “Замруководителя администрации президента РФ Владислав Сурков обратился к Валентине Матвиенко с просьбой выделить 30 миллионов рублей на завершение „Биографического словаря”, Матвиенко ретранслировала эту просьбу в три Министерства — культуры, печати и образования. В итоге откликнулось только Минкультуры, выделившее 2 миллиона рублей (с учетом НДС)” — так позже будет описана в СМИ бюрократическая процедура, используя которую можно не оспаривать резолюцию президента, но попросту ее замотать <http://www.polit.ru/event/2005/01/18/ruspis1.html>. Очевидно,

впрочем, что и резолюция была растяжимая. В конце концов, президенту ничего не стоило распорядиться выделить эти деньги, а не просить кого-то о “содействии”.

Замечу, что речь идет о смехотворной, с точки зрения государственных расходов, сумме. В то время как президент повторяет, что для реализации национальных проектов сполна выделяются необходимые средства, главное — их освоить, а кремлевские чиновники мучаются вопросом — что бы еще такое назвать национальным проектом, куда можно закачать свободные миллиарды, для подлинно общезначимого культурного проекта, имеющего национальное значение, нет нескольких копеек (в масштабах тех гигантских сумм, что протекают сквозь пальцы чиновников). Тем не менее и эта скудная подачка Минкульта продлила жизнь редакции: работа над пятым томом была продолжена, но когда деньги кончились, дирекция издательства получила возможность взять реванш в борьбе со своим непокорным подразделением: в начале 2005 года редакцию вывели за штат издательства (это такой эвфемизм для слова “уволить”), а проект закрыли.

И снова реакция общественности спасла издание. На научном портале ruthenia . ru 18 февраля 2005 года было размещено письмо авторов Словаря, призывавших спасти уникальный в отечественной культуре, да и в мировой практике научный проект. Под письмом стояло несколько десятков подписей — весь цвет современной гуманитарной науки (позже оно будет напечатано “Книжным обозрением”). Пресса также активно включилась в защиту Словаря. Андрей Немзер во “Времени новостей”, Александр Архангельский в “Известиях”, Елена Дьякова в “Новой газете”, Михаил Эдельштейн в “Русском журнале”, Юрий Арпишкин в “Московских новостях”, Майя Кучерская в “Российской газете”, Самуил Лурье в петербургском еженедельнике “Дело”, Абрам Рейтблат и Владимир Губайловский на радио “Свобода” — все говорили о гигантском научном и культурном значении издания. “Отказ от продолжения работы над словарем был бы, без преувеличения, катастрофой не только для отечественной российской гуманитаристики в целом”, — писал М. Эдельштейн <old.russ.ru/culture/literature/20050120.html>. А член-корреспондент РАН Александр Лавров не без ехидства заметил, что на самом деле “Словарь „Русские писатели” является самым важным и самым культурно значимым проектом, который осуществляет издательство „Большая российская энциклопедия””. “И очень странно и дико, что руководители издательства не отдают себе в этом отчета” <www.resheto.ru/speaking/news/news67.php>.

Видимо, под натиском общественного мнения руководство издательства дрогнуло и решило не закрывать проект, ограничившись выведением за штат непокорной редакции, немотивированным увольнением (дабы не потерять лица) ее заведующего Антона Рябова и назначением на эту должность Михаила Эдельштейна.

Антон Рябов отреагировал на это назначение благородным письмом от 7 апреля 2005 года, из которого ясно, насколько успешное завершение проекта для него важнее личных амбиций: “Вероятно, теперь можно со значительной долей уверенности утверждать, что мы победили… Словарь спасен. Во всяком случае, 5-й том, наше общее многострадальное детище, вроде собираются издавать” <http://www.ruthenia.ru/RP/ura.html>.

 

И вот прошло два года.

Несмотря на полное равнодушие издательства, скудное финансирование, чудовищные условия существования редакции (превратившейся во “временный творческий коллектив”), нищенские зарплаты ее сотрудников и более чем скромные гонорары авторов, том все-таки завершен. Во время кампании защиты Словаря многие журналисты отмечали, что значительные проекты предыдущих словарей русской литературы прерывались именно на букве П. Слава богу, теперь Словарь перескочил эту заколдованную букву, с которой начинается фамилия величайшего поэта России.

Один из давно замеченных парадоксов пушкинистики: при гигантском количестве накопленных фактов — отсутствие научной биографии Пушкина. Было даже высказано мнение, что именно детализация знания начинает вредить пониманию целого. Об этом, например, писал Юрий Тынянов в остроумной статье “Мнимый Пушкин”, так и оставшейся неопубликованной при жизни, однако получившей известность в литературных кругах (статья была прочитана в Опоязе в 1924 году): “Не все справки, как и не все вопросы, одинаково ценны; чем более удаляется литературное изучение от литературы <…> тем оно менее ценно и может наконец стать прямо вредным, потому что затемнит и запрудит существо дела. В таком именно положении находится сейчас вопрос о биографии Пушкина”.