Новый Мир (№ 2 2008)
Шрифт:
Смерть случайного персонажа вместо него, настоящего героя, какой он ни есть, дает переживание-шанс и завершающий поэтический образ: «Смерть, которую Монахов так в упор, так сразу, так хорошо забыл, смерть в образе солдата упала, как звезда за окном, отдав Монахову последнюю каплю жизни, которой ему недоставало <...>. И в тот же миг вечная частица смерти прошла сквозь Монахова...» Обещающий финал, оставляющий будто его, как Раскольникова, на пороге чего-то нового.
Обещание было иллюзией, как следующее звено сюжета — «Вкус» — подтверждает. Вкус остается
Вечная частица смерти прошла сквозь битовский мир, сквозь мир автора в иной силе и больше, чем сквозь душу героя. Авторский избыток, тот самый, здесь налицо. Сквозь смертный текст Битова — потому что есть у него и такой в его большом тексте — частица эта прошла.
Последний путь души — эпилог сюжета, «Лестница», стихотворный «шестой рассказ». Рассказ уже не о герое, улетавший Монахов здесь улетел, и автор в последнем итоге сюжета снимает со сцены героя и ставит душу свою героем. Вновь здесь у Битова картина сновидческая и она же посмертная: сон художника о посмертном пути своей души. Сон стихотворный, то есть авторский лично прямо. Протоптал дорогу к Богу... — путь пожизненно оглашенного. Восхождение по посмертным ступеням и картина мытарств . На посмертном пути души мытарства — это таможня, взыскание: здесь лишь яма долговая — и плати! Старый поэт Державин был уверен в беспрепятственности пути души поэта: «В двояком образе нетленный, / Не задержусь в вратах мытарств, / Над завистью превознесенный, / Оставлю под собой блеск царств». Вот бы поэту наших дней хоть часть такой старинной уверенности — но не дано, он задержался в вратах мытарств, он устал, слишком круты ступени. Две поэтические параллели вспоминаются к битовскому видению. Одна — к загробному свиданию с родными тенями (с ними он и ведет диалог) — из Олега Чухонцева:
А рядом шум, и гости за столом.
И подошел отец, сказал: — Пойдем.
Сюда, куда пришел, не опоздаешь.
Здесь все свои. — И место указал.
— Но ты же умер! — я ему сказал.
А он: — Не говори, чего не знаешь.
Другая — параллель прямая, «Римский дневник» Вячеслава Иванова, 1944:
Но на себя, на лицедея,
Взглянуть разок из темноты,
Вмешаться в действие не смея,
Полюбопытствовал бы ты?
Аль жутко?.. А гляди, в начале
Мытарств и демонских расправ
Нас ожидает в темной зале
Загробный кинематограф.
В темной зале ... Битов это будет прямо цитировать как один из своих архетипов — цитировать, не зная о том. Вспомним: автору и читателю куда комфортабельнее как зрителям в темном зале, чем герою на экране, залитому
Вечная частица смерти прошла сквозь битовский текст, и приходит на память еще одна, с биографической (петербургской топографической) личной поправкой, параллель поэтическая — как отсылка к родине души автора.
На Аптекарский остров...
1Карабчиевский Юрий. Точка боли. — В кн.: Битов Андрей. Империя в четырех измерениях. Т. 2. Харьков — Москва, 1996, стр. 498.
2Роднянская Ирина. Движение литературы. Т. I. М., 2006, стр. 547.
3Битов Андрей. Статьи из романа. М., 1986, стр. 164.
4 Битов Андрей. Статьи из романа, стр. 165.
5Роднянская Ирина. Движение литературы. Т. I, стр. 546.
6 Битов Андрей. Статьи из романа, стр. 166.
7 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти томах, т. st1:metricconverter productid="20. Л" w:st="on" 20. Л /st1:metricconverter ., 1980, стр. 172.
8Иванов Вячеслав. Собр. соч. Т. I. Брюссель, 1971, стр. 733.
9Битов Андрей. Империя в четырех измерениях. Т. I, стр. 143.
10Из разговора Битова с исследовательницей его творчества М. Смирновой: «Себя я никогда не распинал, как своего героя» (см.: «Вопросы литературы», 2008, № 2).
11Битов Андрей. Империя в четырех измерениях. Т. 4, стр. 61.
12 Битов Андрей. Дни человека. М., 1976, стр. 342.
13 Битов Андрей. Человек в пейзаже. М., 1988, стр. 247.
14Битов Андрей. Первая книга автора (Аптекарский проспект, 6). СПб., 1996, стр. 18.
15Битов Андрей. Империя в четырех измерениях. Т. I, стр. 142 — 144.
16ВяземскийП. А. Эстетика и литературная критика. М., 1984, стр. 287, 428.
17Чумаков Ю. Н. Стихотворная поэтика Пушкина. СПб., 1999, стр. 56.
18Битов Андрей. Статьи из романа, стр. 172.
19Битов Андрей. Империя в четырех измерениях. Т. I, стр. 130.
20Эволюция битовского героя в описании критика: «от почти Вертера до почти Самгина» (Роднянская Ирина. Движение литературы. Т. 1, стр. 547).
Формула кошки
Афанасий Мамедов. Время четок. Полные версии двух романов. М.,
“Хроникер”, 2007, 592 стр.
Афанасий Мамедов — автор хоть и титулованный, и замеченный литературными кругами (роман “Фрау Шрам” вошел в 2003 году в шорт-лист премии “Букер”, а за рассказ “Бекар” Мамедов получил в 2006 году премию имени Юрия Казакова), но, боюсь, до сих пор не признанный так называемыми широкими читательскими массами, о чем свидетельствует и тираж рецензируемой книги — тысяча экземпляров. Между тем в книгу “Время четок” (так, кстати, называлась подборка стихов Мамедова в сентябрьском номере “Дружбы народов” за 2000 год) вошли два самых известных романа автора — “Хазарский ветер” и “Фрау Шрам”. Будучи напечатанными в полных авторских версиях в одной книге (что подразумевает продолжавшуюся все эти годы работу над текстами), они образуют настоящий диптих горьких и нежных воспоминаний и пристальной интроспекции, дилогию литературной игры и игры жизненного случая…