Новый Мир (№ 3 2006)

Журнал Новый Мир

Задыхающийся от алкогольных паров учитель литературы, цитирующий польского поэта-ритора социалистических времен, и ксендз, проповедующий Иисуса в спальных районах, борются за душу юноши, полную черной злобы к окружающему миру, но и сражаются между собой, попутно выясняя, кто виноват в разложении современной молодежи: церковь, школа? Кто дал слабину — кто продался, вера или культура? Спор взрослых, с первой сединой, людей, переходящий в обычную драку, — еще один объект авторской доброй иронии: ясно, что проиграли оба.

Главного героя Богуша (это еще одна уловка режиссера — имя Богуслав по-польски звучит страшно старомодно, как если бы мускулистого русского бритоголового парня звали Филарет или Савва) играет Эрик Любос — главная актерская

фигура польского молодежного театра. Для российских театралов достаточно сказать, что это почти что копия Владимира Епифанцева — мощный, могучий, бритый, накачанный, звероподобный. Но в этом облике Эрик Любос сочетает то, что у Епифанцева всегда скрыто, — быковатую нежность, неловкость и беспомощность брутального человека из мускулов. Это подвижный актерский организм, способный как на агрессию, внушающую зрителю чувство опасности, так и на ребяческую обиду, за которой кроется наивность и беззащитность всего “поколения next” — энергичного, самостоятельного, пронырливого, но начисто лишенного душевной защищенности, неофитствующего в области сильных чувств. Таков Богуш в спектакле “Made in Poland” — человек, которого не научили любить.

Перед тем как крушить машины, он скороговоркой перечисляет неисчислимые объекты ненависти; ненависть — это попросту единственное, что мальчик в своей жизни знает. Даже чай он пьет, не дуя на воду, обжигаясь, обваривая пальцы кипятком, — пьет чай, чтобы ненавидеть. Он ведет себя как затравленный зверь, видящий в чужаке ловца, охотника за его нетронутой, девственной душой. На лбу он наколол готическим шрифтом тату “Fuck off” и красуется своей ненавистью как средством защиты от мира, которого не понимает. Сценаристу и драматургу Пшемыславу Войчешеку достало доброго, прямо-таки диккенсовского остроумия на реплику одного из персонажей: “Я понимаю тебя, Богуш. Ты честный, у тебя все на лбу написано”.

Мальчика спасает от претензий на него мафии, от сокрушающей ненависти, от самораздражения и бунтующего непонимания — просто доброта, над которой в спектакле тут же готовы посмеяться. Для целого ряда персонажей “Made in Poland”, и прежде всего для закомплексованной матери героя, главной ценностью остаются гипертрофированные патерналистские мифологемы социалистической Польши. Так или иначе, в ультракомических ситуациях поляков спасает маниакальная, а точнее сказать, инфантильная любовь к Кшиштофу Кравчику — кумиру 70-х, польскому эстрадному менестрелю, который в финале благословляет всех: маленький толстенький смешной человек, местный Санта-Клаус, потерявшийся во времени, но сохранивший паству.

Пшемыслав Войчешек показывает польское общество как наивное, слепое, но, в сущности, очень доброе и человечное. Это общество надежды, общество провинциальное и заблуждающееся, которому просто надо помочь самоопределиться. Такая сказочная мифология обретает по-настоящему культурное, подвижническое значение в ситуациях, когда Театр в Легнице играет свой спектакль на окраинах польских городов. Здесь как-то очень по-правильному учат верить в себя и свои истинные чувства. Российский театр может позавидовать такому умению мягко выходить из депрессии и общественного кризиса, приводя публику к принятию основ человечности.

Документальный спектакль в Гданьске “Валенса. История веселая, но потому и грустная”, рассказывая о рабочем сопротивлении, реабилитирует имя Леха Валенсы в сознании поляков и напоминает о том, что Берлинская стена, а вместе с нею и коммунистические иллюзии начали рушиться в дни забастовок “Солидарности”. Польский спектакль демонстрирует, как точные исторические выводы можно соединить с искусством живого театра.

Молодой электрик, герой-одиночка, перепрыгивает через каменную стену гданьской верфи, чтобы в незнакомой обстановке начать движение за лучшую жизнь. В спектакле Театра Выбжеже Лех Валенса — неуверенный, смущающийся, обаятельный парень, единственным отличием которого от серой толпы возмущенных рабочих служат коричневые пиджак и брюки. Он так же беден и прост — эпоха “развитого” социализма отражена

в одежде героя: толстые, “пуленепробиваемые” очки в пол-лица и выцветший, обвисший, скатавшийся свитер, поддетый между рубашкой и пиджаком. Всё вместе — рабочий класс, это точно. В герое, поднявшем народ, грезится вожак корпоративной цеховой культуры, Тиль Уленшпигель эпохи польского социализма. Валенса был нужен, как в поэме Есенина о Пугачеве, “чтобы бросить камень”. Ситуация накалена — в удивительном музее при уже закрытой в эпоху капитализма верфи нам показывают до боли знакомые объекты: пустые полки магазинов, унылый закат плановой экономики. Нищета, увольнения, слежки, рабские условия труда, инфляция, несвобода, закрытость общества — “Солидарность”, поддержанная десятью миллионами поляков, третью населения, решилась бороться против того, к чему привела пол-Европы и Советский Союз коммунистическая идеология.

На белом пенопласте малярной кистью рабочий выводит аршинными кроваво-красными буквами польское слово “СТАЧКА”. Оно сияет весь спектакль, свидетельствуя о серьезности политического вызова. В сценическом Лехе Валенсе нет видимости продуманных действий, в нем нет вождизма, он импульсивен — чистая стихия, питающаяся одним лишь чувством солидарности. Собственно, откуда в нем берется харизма — неизвестно. Иногда Валенса просто опускает руки или ходит из угла в угол, иногда забывает заправить в джинсы выпроставшийся хвост рубашки. В истории зарождающейся “Солидарности” впечатляет призрак опасностей, которые подстегивают Валенсу, как стальной мундштук в зубах лошади: один неверный шаг — и люди почувствуют себя манипулируемыми, в секунду растеряешь соратников и сплоченность рядов. Их, кроме доверия, ничто не объединяет. Миф о Лехе Валенсе сопровождает настоящий современный панк-роковый ансамбль, который играет на сцене жесткую индустриальную музыку, рваные ритмы рабочих городов, и которому герои время от времени подпевают. Песня строить и жить помогает.

Театр Выбжеже (дословно — “Приморский театр”) славится театральной документалистикой. Пьеса того же драматурга Павла Демирского “Жены польских солдат в Ираке” представляла польский театр на фестивале “Новая драма-2004” в Петербурге. Тот же дуэт (Павел Демирский и режиссер Михал Задара) сделал однажды спектакль “From Poland with love” — о молодых поляках, уезжающих на Запад на заработки, причем сам Задара, в детстве переехавший с семьей в США, нашел в себе силы навсегда вернуться в Польшу, приобретя здесь театральное образование и славу.

Спектакль о Валенсе — не только желание взглянуть на историю двадцатипятилетней давности глазами двадцатилетних актеров, но и попытка по справедливости разобраться с легендой. Для современного поляка Валенса — национальный герой 80-х, подпортивший свою икону эпохой президентства и публичностью 90-х. Драматург Демирский (26 лет) и режиссер Задара (29 лет) пытаются отделить историю сопротивления от последующей истории разжижения идеалов “Солидарности”. Время сомнений, наступившее после краха коммунизма, не имеет права зачеркнуть ценности пассионарного взрыва, не только перевернувшего Польшу, но и указавшего ей пути к восстановлению самоидентичности.

Актер Аркадиуш Брыкальски в роли Валенсы не носит его унылые сомьи усы, ставшие культовыми, но делает нечто более принципиальное для узнаваемости облика — путается в ударениях польских слов. Здесь заметен современный, ретроспективный взгляд на историю, здесь документальность сближается с иронией. Энергоемкий бунтарь, рабочий лидер был убедителен на баррикадах — и заставлял краснеть всю Польшу, когда сел в кресло президента. Необразованный, неотесанный, нецеремонный и не умеющий говорить на политическом языке с народом, он некогда смог убедить рабочий класс подняться с колен, но проиграл, став фигурой более значимой и более функциональной. Революционеры руководить страной не умеют — не раз доказанный исторический парадокс. Как это ни цинично звучит, такие люди должны умирать молодыми в боях за свободу… чтобы не слышать, как всего через несколько лет будут сомневаться в их завоеваниях.