Новый Мир (№ 3 2009)
Шрифт:
Как-то вечером — старик, согревшись крепким чаем, читал журнал и уже позевывал, думая, не пора ли спать, — застучали по подоконнику капли крупного дождя. Старик с досадой глянул на занавешенное окно, представляя, как завтра будет месить глину на подъеме в гору. Наутро привычно хмурилось осеннее небо, ставшее как будто светлее. Старик и думать забыл про ночной дождь, легко поднялся по тропинке на макушку горы. Заметив в придорожных ухабах лужи, которых не было вчера, тронул лопатой хрустнувшую, ломкую корочку льда, понял: утром были заморозки. Слабые пока — лопата в землю входит легко. В тот день, сажая лес, старик поминутно останавливался, грел дыханием стынущие руки. Решил, что сегодня еще как-нибудь перетерпит, а вот завтра пойдет на гору, надо взять с собой легкую шерстяную шапочку и перчатки. Дело идет
Хорошие, крепкие рабочие перчатки хранились у старика в садовом домике. Наутро перед тем, как сажать лес, старик зашел на свой участок.
В поселке было тихо, сад понемногу погружался в глубокий и долгий зимний сон. От домика зимующего в поселке сторожа несло ароматным древесным дымком. Старик и в городе жил не сказать чтобы суетливо и бурно, однако всякий раз, приходя в сад поздней осенью, поражался ощущению светлой, словно бы монастырской тишины и глубокого покоя. Иногда подумывал даже, не переселиться ли сюда на зиму. Топить железную печку принесенными из лесопосадок дровами, при свете лучины читать допоздна книги. Летом в дачном поселке было суетливо и шумно: со всех сторон доносились голоса, работали на соседских участках радиоприемники.
Старик, прежде чем зайти в домик, остановился на краю тропинки, потрогал ногой вздыбленные осенней перекопкой комья земли, твердые, точно камни. Там, на пустыре, земля поддавалась лопате, в саду же все смерзлось — только ломом и ковырнешь. Старик заметил краснеющие на земле и на деревьях красивые, крупные яблоки, которые не удалось собрать осенью. Самые лучшие плоды вырастают всегда на подставленных солнцу верхушках деревьев — однако попробуй до них достань! Старику захотелось яблок. Оступаясь на грубых комьях земли, он пробрался под дерево: подобранное яблоко оказалось твердым и холодным, точно раскрашенный кругляш льда. Покачал головой: наевшись яблок, он сейчас же закоченеет, еще и простудится насмерть, в его-то возрасте... Но и оставлять гнить такую красоту не хотелось. Старик решил: чтобы безопасно есть ледяные яблоки, сначала надо согреть чай.
Добыв в садовом домике спички и пару прошлогодних газет, старик мелко наломал сухие ветки, костерок распалил размерами не больше газовой конфорки на кухне. Вытащил закопченную кастрюлю, в поисках воды заглянул в поливную емкость. Торчали из ледяной корки старые деревяшки— народное средство, чтобы замерзшая вода не разорвала металл. Старик пробил лед, ударив кулаком. Вспомнил, что летом емкость, точно маленький пруд, так и кишела живностью: трепыхались нечаянно залетевшие в нее мушки и бабочки, скользили по поверхности водяные пауки, а если черпнуть стеклянной банкой, на свет были видны бесчисленные шевелящиеся точки микроорганизмов. Теперь же старик, сколько ни вглядывался, видел лишь ничем не замутненное серовато-белое дно алюминиевой кастрюли. Микроскопическая живность, погибнув от холода, осела на дно, прикрытая коркой льда отстойная вода в емкости была чиста, точно родниковая.
Напившись горячего чаю и наевшись яблок, старик разомлел. Слегка пригревал продолжавший ароматно чадить костерок. Старик задумчиво поглядывал в сторону пустыря, видимого сквозь прозрачное переплетение ветвей: работы там, если не засаживать помойку у дороги, оставалось на пару дней. Тогда, если погода продержится, можно переходить на другое место. Голого пустого пространства на Алтынной горе было сколько угодно: тянулись вдоль всего города изрезанные овражками и ущельицами крутые склоны. Собственно, до календарной зимы еще далеко. На памяти старика был год, когда снег лег только в начале декабря. Перед этим, правда, ударили морозы, земля стала колом. Старик тогда тоже ходил от скуки проведать сад, смело ступал по черным придорожным лужам, промерзшим до дна и крепким, как камень. Поглядывая на серое, в белесых прожилках пасмурное небо, старик думал, что природа тоже должна понимать: он доброе дело делает. Поэтому легко может с началом зимы оттянуть, весной хорошие дожди послать, чтобы семена проросли и укоренились.
Вновь заморосил мелкий дождик, когда старик вышел-таки сажать лес. Вязаная шапочка тепло прикрывала голову от сыплющейся сверху водяной пыли. Старик окончательно согрелся, надев перчатку на правую, держащую
Обсадив кленовником два широких кратера, в которых чернел искореженный металлический мусор, старик заприметил впереди ровную полянку, зеленевшую травой, словно ухоженный газон. Пробрался на нее, мимоходом споткнувшись о предательски торчащие в высокой, но мертвой траве концы стальной арматуры. Полянка, мокрая от сыплющего дождя, несколько возвышалась к своей середине, отмеченной торчащим квадратным столбиком, который старик поначалу принял за обрубок старой опоры линии электропередач. Однако верхушка его не была изрублена. Судя по выщербленным от ветра и облупившимся бокам, столбик торчал на пустыре уже давно.
Обойдя столбик, старик заметил на нем черную, матово отсвечивающую табличку, на которой ясно проступали буквы: “Комитет по геодезии и картографии СССР. Геодезический столб”. Шрифт надписи был старый, “сталинский”, с остро торчащими кончиками букв С — в точности как на монетах до 1961 года. Наклонившись, старик разглядел на табличке и цифры: 1956 год. Геодезический столб был установлен больше сорока лет назад. Мокрый осенний ветер, налетая, шевелил мертвые стебли травы, внизу под горой синел в неясной дымке город. Старик подумал: а может, не надо здесь лес сажать? Вырастет — спрячет столб так, что не найдешь. Машинально приоперся на лопату, которая тут же легко, точно в песок, вошла в зеленеющий дерн. Старик не удержался, копнул, бросил семена. Потом еще и еще. Решил, что не понравится геодезистам его лес — вырубят. Уничтожить дерево куда проще, чем его посадить.
Мелкий, уныло сыпавший с обеда дождик на минуточку прекратился. Старик остановился, удивляясь, отчего это все вокруг заблистало, в зеленой изумрудной траве точно зажглись алмазы. Почувствовал, как необыкновенно потеплело у него на душе. Задрав голову, он до тех пор смотрел на ослепительно зажегшуюся щель в облаках, что красные, желтые и зеленые солнечные зайчики запрыгали в глазах. Как-то сразу стало смеркаться, когда солнце опять скрылось. Перестав видеть землю, старик вздохнул, жалея зря пропадающее рабочее настроение. Поправил полупустой рюкзак, потопал в город.
В тот вечер, зачитавшись допоздна, старик, прежде чем лечь спать, подошел к окну. Серебрился над горой серпик молодого месяца, рядом, словно отколовшаяся от него крупинка, ярко сияла звезда. Прояснилось,— понял он. Значит, завтра теплынь будет. От радости грудь старика стиснуло. Лес еще сажать и сажать...
Наутро две косые полосы света лежали у кровати на полу. Наскоро позавтракав, старик нацепил рюкзак, вынул из угла лопату. Оказавшись на улице, не сразу понял, что в природе не так. Солнце светило ярко, ни дуновения ветерка, но дышать было трудно, к лицу и рукам без перчаток словно приложили крупнозернистую наждачную бумагу. Только увидев на сухом, точно летом в жару, асфальте черную с белой каемкой лужу, промерзшую намертво, до дна, старик понял: ударил мороз — не меньше десяти градусов, судя по тому, какие холодные, колкие мурашки бежали по спине и плечам. Но настроившемуся на посадку леса старику не хотелось возвращаться домой. “Заберусь на гору, — решил он. — Там будет видно...”
На горе остренький морозный ветерок так и пронизывал. Старик ежился, руки прямо в перчатках прятал в карманы, поднимал короткий воротник плохонькой куртки, чтобы не сквозило за шиворот. Подступив к оставленному вчера месту посадки, ткнул было лопатой в искрившуюся льдинками траву: железо звякнуло, словно попало по камню. У старика ком подкатил к горлу: что ж, кончились посадки?.. Болтался за плечами с вечера плотно набитый кленовыми семенами рюкзак. С досады старик ковырнул лопатой желтевший на траве булыжник, потом другой, носком сапога наподдал третий. Почему-то вспомнил стройплощадку, зеленевшую из груды кирпичных обломков кленовую поросль — и его осенила идея. Отодрав от травы еще несколько камней, старик придавил ими вынутую из кармана горсть семян. Выпрямившись, глянул на свою работу: пожалуй, так тоже можно... Он даже немного согрелся, бегая и перенося по пустырю камни, только по-прежнему болезненно пощипывало от мороза щеки и плохо спрятанные под шапкой уши.