Новый Мир (№ 3 2010)
Шрифт:
Я молчала. Всё то же самое совсем недавно шептал мне его брат, оправдываясь и прощаясь, но я не запоминала, мне было мутно. Теперь, от повторения ли, от живого ли, грустного голоса, мне стало тоскливо и холодно. Мы сидели рядом, спиной к дороге. Машины ездили редко. Местность была холмистая, перед нами под уклон шло заброшенное поле, чуть дальше загорался в косых лучах вечернего солнца перелесок и бросал на дорогу длинную, сильную тень.
— У тебя часто это?
— Что? А, это? Нет. Вообще до
— Болит сейчас что-нибудь?
— Нет. Хотя да. Башка. Вот тут.
Я поднялась, встала позади него и стала лечить, как умела — руками, лёгким массажем. Он расслабился, забалдел. Откинулся и уткнулся макушкой мне в колени. Через десять минут я спросила:
— Ну как?
— Ништяк, — протянул он, потом открыл глаза и посмотрел снизу, лукаво: — Кайф, как будто мы с тобой уже переспали.
Я шлёпнула его по лбу и ушла в машину. Думала забрать рюкзак и распрощаться. Но в сумерках трасса опустела, а палатки у меня не было. Голосовать ночью одной — это хуже, чем ехать с озабоченным драйвером. Ведь дорога — как рулетка: никогда не знаешь, что подсунет она тебе в следующий раз. Здесь же я хоть как-то владею ситуацией.
Владик ходил через дорогу в кусты, вернулся опять бледный, с истерической усмешкой, словно нашёл там труп. Я спросила, чего там, но он не ответил, тут же завёлся и покатил дальше. Только отъехав несколько километров, сказал:
— А ты мне жизнь спасла, знаешь?
— Что так?
— А там слева карьер, песок берут, метров двадцать, прям у дороги. Нелегалы, мать их, поди, копали, знаков-то нет никаких. Так и не засыпали, уроды.
Мы ехали с ним полночи. В три остановились у кафешки с хорошей ночной стоянкой для фур. В пустой гулкой столовке мне было неуютно. Баба за стойкой смотрела на меня нахально, как на конкурентку. Я сжалась. Владик накормил меня, и мы ушли спать в машину.
— Иди сюда, не бойся, не трону, — сказал он, и мы легли вместе на его постельную полку, сложив мой рюкзак на сиденье. Укрылись одним колючим одеялом.
Он скоро уснул. Посапывал и гладил меня по спине, обнимая. Что-то при этом бормотал. Мне было тесно, душно. Стёкла запотели изнутри. На улице был туман. Занимался рассвет, и мне мерещилось через стекло лицо Владикова брата, хотя я знала, что его там уже не было.
Он проснулся через три часа — как и обещал. Удивился, что я не сплю.
— Ты чего?
— Жарко.
— Колдуешь, небось, — усмехнулся он и добавил скептически: —
Я почуяла, что всё, что случилось накануне, сошло с него как с гуся вода. Рабочая, крепкая психика с трудом принимала перемены. Я упускала из рук те вожжи, что схватила вчера. Успокаивало только то, что ехать оставалось чуть-чуть.
Он сунул мне десятку, велел купить себе кофе.
— А ты что-то хочешь?
— Тебя, — ответил угрюмо.
Я не стала больше разговаривать. Кофе не хотелось, а встречаться с тёткой в кафешке — ещё больше. Я сунула десятку в карман, сбегала в вонючую кабинку, погуляла на росистой лужайке за кафе и вернулась. Владик уже завёлся и курил в форточку.
— Что так долго? Там пила, что ли? Ну поехали.
Почти всю дорогу мы ехали молча. Владик меня как будто стеснялся — меня или своей вчерашней слабости. Был предельно груб, говорил исключительно матом. Позвонил жене, сказал, что скоро будет, пусть готовит жрать. Ему позвонил начальник, наорал, что он сбился с графика и давно должен быть на месте. Владик кинул трубку на панель, молчал и сказал после недовольно:
— Что ты там говорила вчера: если уволит, я лучше работу найду? Так, может, самому уйти, а? Чего ждать-то?
Я промолчала. Он погружался обратно в свой быт. Я снова была просто девочкой с трассы, подбросил — и оставил, забыл, мне не хотелось влезать в его жизнь.
Он высадил меня у поворота на свой город. Подал рюкзак. Пока я возилась с ним, закурил и не уезжал, щурился, на меня глядя. Мне это мешало, хотелось распрощаться скорее, я уже стремилась вперёд, уже выглядывала новую удобную позицию для стопа.
— Ну, прощевай, что ли, ведьма? — подчёркнуто развязно сказал он. — Зря всё-таки мы с тобой не покувыркались. Бестолково вышло. Глядишь, вся жизнь моя бы исправилась.
Он шумно хмыкнул, хлопнул дверью и укатил.
Среди поредевшей тьмы
Агеев Александр Леонидович (1956 — 2008) — литературный критик, эссеист, филолог, журналист, поэт. Родился в городе Иванове, окончил филологический факультет Ивановского университета. Кандидат филологических наук. С начала 1990-х годов постоянно публиковался в ведущих литературных и общественных периодических изданиях, был членом редколлегии журнала “Знамя”, в котором вел рецензионный раздел и авторскую рубрику. Был одним из учредителей Академии русской современной словесности (АРСС). С начала 2000-х годов вел авторские колонки в ежедневных газетах “Время МН” и “Газета”, а также в интернет-газете “Взгляд”.