Новый Мир (№ 3 2010)
Шрифт:
стадами слонов и отрядом горилл
надвинулась Африка (то, что в ней жарко,
у Чехова доктор всегда говорил).
Суматру и Яву задев ненароком,
ухожена, как трехсотлетний газон,
наддала Австралия стриженым боком
и в Индию вмяла недавний Цейлон.
Евразии щит по Уралу надтреснут,
нешумный под ним расширяется взрыв:
народы — семиты и анти — исчезнут,
паршивые
А ты по примеру бездумных ровесниц,
которых бы я милосердно порол,
от ногтя отъяв роковой полумесяц,
роняешь его на невымытый пол.
И все-таки, детка, не пуганы птицы,
и так же спокоен отхожий поток
на финско-китайской, последней границе,
что, к счастью, легла там, где Дальний Восток!
Судьба Пигмалиона
Сперва из глаз исчезла жалость,
потом они поплыли вкось,
она обратно в мрамор вжалась,
ей прежний холод влился в кость.
А он подумал — быть бы живу,
когда живая рвется нить
и в камне спрятанную жилу
однажды снова отворить!..
И потому с упрямством трупа
не разжимал зубной зажим;
тесал свое темно и тупо,
а поблистать ходил к чужим.
И либо надорвался, либо
воображенье потерял.
Осталась мраморная глыба —
сырой от слез материал.
Приступ
Богатырёва Ирина Сергеевна родилась в Казани. В 2005 году закончила Литературный институт им. А. М. Горького. Живет в Подмосковье. Как прозаик дебютировала в 2007 году в “Новом мире” и с тех пор — постоянный автор журнала.
Рассказ
Это было где-то в смутных просторах нашей безграничной родины.
Я продвигалась по ней автостопом из пункта А в пункт Б. Продвигалась не одна, с напарником, задумчивым, худощавым мальчиком, предложенным мне в качестве попутчика добросердечными хозяевами квартиры, где была моя последняя остановка. Нам было по пути. Мы ехали медленно, лето выдалось жарким, асфальт плавился и проминался под гружёными фурами, радиаторы закипали. Как загнанных лошадей, мы оставили в один день две закипевшие машины, бросив их на их собственную дорожную судьбу: дело было в
Чтобы стать мобильней, мы разделились. Отошли друг от друга и стали голосовать порознь. Почти сразу меня подобрал МАЗ, который ехал в пригород пункта Б. Я подумала, что мы правильно разделились: в МАЗ всё равно вдвоём не берут. Только через два дня я узнала, что приятеля подобрал джип с кондиционером, мы влезли бы в него и вдвоём, и с рюкзаками, он доехал с ветерком и уже к ночи был на месте, ждал меня сутки на условленной вписке.
А я неторопливо поехала с разговорчивым мазистом.
Его звали Владик. Он был не только разговорчив, но и любвеобилен. Через час езды он сообщил мне, что хочет со мной покувыркаться . Я удивилась немало и даже не поверила, что он не шутит. Я была к тому моменту уже пять дней на трассе и месяц как в вольном путешествии по стране. Не скажу, чтоб от меня воняло, но костром прокоптиться успела порядочно. На дорогу я всегда одевалась так, что сразу и не поймёшь, кто голосует — парень или девица. А главное, в мытарствах я сама всегда забывала, какого я пола и вообще что такое женская привлекательность. Лето — это дороги, походы, горы, солнце, дикость, одиночество и автостоп. Я — бесполое, лохматое чудище под рюкзаком с себя ростом. Секса — ноль. Мой драйвер заставил меня пять минут истерически хохотать.
Но он был серьёзен, и мне пришлось включить всё своё красноречие, чтобы убедить его, что он ошибся во мне как в объекте сладострастия. Мысль о том, чтобы попробовать покинуть машину, меня не посетила: коней на переправе, как известно, стараются не менять. А мой драйвер оказался упрямым тяжеловозом. Упорно он доказывал, что я не прогадаю.
— У меня парень есть, — пыталась я найти человечески ясные аргументы.
— Кто? Тот хлыщ, что перед тобой стоял? Да какой он парень, он же ничего не может! Ты не знаешь настоящей любви, деточка. Тебе настоящий мужик нужен.
— У меня принцип — в дороге нельзя.
— Да я что, дурной сам, чтобы в дороге! Вот вечером свернём куда-нибудь и покувыркаемся.
У него было огромное брюхо, хотя сам он был далеко не стар. Я смотрела на него всё с большим изумлением: он был очень настойчив.
— Плечовки перевелись хорошие, — сетовал он. — На всей трассе от Нижнего ни одной не встретишь нормальной. Или девчонки-школьницы, или, наоборот — старухи ходят, лет под полтинник. Куда нормальные делись, а? Замуж повыскакивали, что ли? А я что, извращенец на этих вестись?