Новый Мир (№ 4 2005)
Шрифт:
Или вот образ независимости и “интернетовской крутизны”, приводимый автором с симпатией, — программист Чернов, автор кодировки КОИ-8, то есть человек, который плоть от плоти нашего Интернета, выложив без согласования с автором и издателем текст “Голубого сала”, на упреки в пиратстве и несоблюдении элементарных норм поведения отвечает так: “Учить меня, что мне следует делать в Сети, а что нет в свете того, что в т. ч. благодаря мне эта Сеть здесь и появилась, есть верх наглости. <…> Со своими цивилизованными нормами идите в цивилизованную ж…у… А тем временем в моей Сети будут мои нормы и правила…” Ну что ж тут нового? До боли знакомый, родной, можно сказать, рык обкомовского функционера.
Увы, продекларированный самим строем интернетовских текстов Кузнецова пафос: мы молодые, мы — другие, — повисает (для меня по крайней мере) в воздухе.
Да
…Установка на социальный успех, о которой много раз упоминает в своих заметках и в воспоминаниях Кузнецов, разумеется, присутствовала в том азарте, с каким делались первые литературные сайты в Интернете, но, как мне кажется, не она выполняла роль дрожжей, на которых взбраживало интернет-клокотание 90-х. Да и сам автор признается, что ни особых коммерческих успехов, ни какого-то значительного приращения общественного статуса их интернетовская деятельность не принесла даже самым знаменитым интернет-фигурам. Тут другое грело, другое заводило — притягательность Интернета как феномена эстетического. Волновала, держала в напряжении доступность для каждого из участников того процесса новой сценической площадки. Площадки, которая еще до начала действа уже успела обрасти своей мифологией. От которой общество ожидало чуть ли не чудес, ожидало самого продвинутого слова и жеста.
И надо сказать, что сама технология Интернета как бы давала право на подобные ожидания. Здесь будет уместно употребление слова “сцена” (рампа) как эстетической категории, обозначающей выделение из сырой, текущей действительности некоего эстетического явления. Рождение бытийного из бытового. Вот, скажем, ты — это ты. И то, что ты пишешь на своем компьютере, это еще часть тебя. Но вот ты выкладываешь написанное на сайте или хотя бы в гестбуке — и происходит преображение: текст начинает жить отдельно от тебя, в контексте других текстов. Он оживает для десятков, а может, сотен глаз, которые его сейчас читают, — а то, что читают, ты знаешь, потому что через полчаса на форумах начнут появляться реплики. И ты, оставаясь собой, наблюдаешь себя уже как бы со стороны. Ты как персонаж сетевого диалога. Ну а чем он формально отличается от платоновских диалогов? Да ничем. А если учесть, что интеллектуальный уровень тех первых дискуссионных клубов в русском литературном Интернете бывал, как правило, достаточно высок и что эстетическая состоятельность многих текстов, которые вывешивались на страницах тех же “Тенёт” или “Вавилона” (Сергей Соколовский, Станислав Львовский, Сергей Солоух, Линор Горалик и т. д.), была более чем убедительна, то эта игра превращения своей жизни в интернет-текст становилась уже и не только игрой. И даже авторы откровенно игровых проектов не могли не чувствовать, что на самом деле здесь, в этой как бы игре, начинает складываться культура завтрашнего дня; что скоро — думаю, многие даже и не подозревали, насколько скоро, — выложенные ими в Интернете тексты станут книгами, станут предметом серьезных рассмотрений.
Разумеется, за этот предельно укороченный путь к сцене нужно было платить. Как минимум платить ощущением некоторой “кукольности” своего литературного мира, сомнением в прочности выбранной сцены. Очень многие Саши, Тани, Миши так и останутся навсегда Танями и Сашами из Интернета. Но в целом процесс был вполне серьезный, “взрослый”.
Обустройство, обживание нового информационного пространства молодым поколением литераторов счастливо совпало с процессами в современном искусстве, в частности с актуальностью для него разного рода перформансов, инсталляций, “актов” и проч. То есть с очень развитой современным искусством — и изобразительным, и литературным — изощренностью восприятия уже самого потребителя, с изменением, так сказать, процентного соотношения в участии художника и зрителя (читателя) в художественном событии. Если традиционно акт эстетического проживания произведения искусства предполагал большее усилие со стороны художника и меньшее со стороны потребителя, то сегодня все поменялось — художник делает некий жест, рассчитывая на то, что зритель наполнит этот жест собственным содержанием. И можно сказать, что та работа, которой занимались наши концептуалисты, скажем, Андрей Монастырский в 70-е, продолжилась в поэтике многих интернет-проектов, активизируя творческие потенции потребителя. Во многом наша арт-тусовка 90-х годов занималась, по сути, дожевыванием самого понятия “рампы”. И это имело свои плодотворные стороны, создавая интенсивность творческой атмосферы в Интернете, несопоставимую
И пусть не оправдались ожидания пришествия совершенно новых поэтик, того же гипертекста, о котором столько было писано в свое время, пусть сугубо интернетовские стилистики, перенесенные на бумагу, выдержав это испытание, становились явлением в принципе стилистически независимым от эстетики раннего Интернета (как, например, проект Макса Фрая, который стал книгой под названием “Идеальный роман”, именно книгой), свою роль Интернет выполнил, став как минимум стимулирующей творческой средой. Это только для литературоведов важно, что рубленая фраза Хемингуэя или “драная” эссеистская проза “Опавших листьев” Розанова — след сотрудничества авторов с газетами, но для собственно литературы, для широкого читателя это обстоятельство уже несущественное.
…С некоторым усилием я прекращаю здесь свои заметки на полях книги Кузнецова, потому как действительно — “ощупываю слона”. Тема почти безбрежная. Последнее замечание, уже о тональности кузнецовского повествования. Тональность ностальгическая: хорошее все-таки было время. Да. Присоединяюсь без каких-либо оговорок.
Книги
Василий Аксенов. Американская кириллица. Проза и стихи. М., “Новое литературное обозрение”, 2004, 552 стр., 3000 экз.
“Удивительные иной раз происходят в жизни совпадения: как раз к окончанию моих „американских университетов”, то есть к завершению двадцатичетырехлетнего пребывания в американской академической среде <...> еще проще — к отставке, я получаю приглашение написать или, вернее, выстроить книгу об Америке”. Автор выстраивает ее так: от “Нон-стоп” (из книги “Круглые сутки нон-стоп”, когда молодой автор писал про манящий образ свободной, полнокровной жизни, впечатления для которого он в качестве советского писателя, отпущенного читать лекции за океаном, успел набрать за два месяца в США), затем — главы из книги “В поисках грустного беби” (“Яйцо”) с еще почти не отрефлектированной, но ощущаемой в тексте грустью от утраты “американской мечты”, которую начала заменять автору Америка реальная. Ну а далее — “сугубо американская книга, на этот раз не non-fiction, а самая что ни на есть „фыкшн””, разделы “Яйцо” (главы из книги “Желток яйца”), “Блюз” (“Озеро Бельведер”), “Парфенон”, три рассказа: “Из негатива”, “Иван”, “Корбахи”. Завершается том главами из книги “Кесарево свечение”, образующими текст под названием “Старый сочинитель и дикая индейка”.
Алексей Алехин. Записки бумажного змея. М., “Время”, 2005, 288 стр., 1000 экз.
Книга о путешествиях, точнее, о поэтическом проживании путешествий в стихах и в прозе, писавшаяся тридцать лет, — Таллин (еще тех времен, когда в его название никто не вписывал второе н ), Одесса, Хабаровск, Сахалин, Таджикистан, далее, как говорится, — везде, то есть Европа, Америка, Индия, Китай. Эссе из давшего название книге цикла публиковались в “Новом мире” в 1995 году (№ 2). Журнал намерен откликнуться на эту книгу.
Вуди Аллен. Риверсайд Драйв. Перевод с английского Олега Дормана. М., “Иностранка”, 2005, 173 стр., 5000 экз.
Три пьесы Вуди Аллена, написанные в “вудиалленовском” жанре комедийной трагедии: “Риверсайд Драйв”, “Олд-Сэйбрук”, “Централ-Парк Вест”.
Уильям Берроуз. Города Красной Ночи. Перевод с английского А. Аракелова. М., АСТ; “Компания Адаптек”; “Астрель”, 2005, 400 стр., 5000 экз.
Первый из трех составивших позднюю трилогию Берроуза романов, написанный в 1981 году.
Даниил Гранин. Жизнь не переделать… М., “Центрполиграф”, 2004, 464 стр., 10 000 экз.
Новую книгу известного писателя составили рассказы и повести о войне, собранные в разделе “Война вблизи и издали”, историческая и фантастическая проза в разделе “Непредсказуемое” и мемуарная — в разделе “Недавнее прошлое” (“Виктор Шкловский”, “Несравненный Ираклий”, “Александр Гитович” и др.).
Дмитрий Колымагин. Прогулки. Дмитрий Авалиани. Рисунки. М., “Виртуальная галерея”, 2004, 60 стр.