Новый Мир (№ 4 2007)

Журнал Новый Мир

Еще интересней другой персонаж — Елизавета Николаевна. Также типично славниковская героиня, к которой применим термин, изобретенный самой писательницей: “отчасти мертвая”. Некогда она вышла замуж за обеспеченного советского чиновника, но чиновник умер, оставив неприспособленной к жизни вдове сталинку, много ценных, но старомодных вещей и немало старых знакомых. Последнее оказалось самым ценным: преуспевающий бизнесмен господин К. платит вдове бешеные гонорары за никчемную работу. Господин Т. даже не считает нужным прикрывать свою благотворительность, он просто присылает вдове толстые конверты с долларами. Но деньги растворяются непонятным образом, как будто уходят в пустоту. Елизавета Николаевна носит старомодные вещи, оставшиеся еще от времен ее замужества, питается теми самыми “деревянными на вкус крендельками”, ее квартира

обставлена старой, советских еще времен, мебелью. Кажется, она почти не покидает свою квартиру, постепенно превращаясь едва ли не в подобие призрака. Странное создание. У нее своеобразные отношения со временем: Елизавета Ивановна предстает то девушкой, то старушкой. Поклонники гадают о ее возрасте. Она как будто молода, но ведет себя как старушка, как старушка одевается, у нее старушечья походка.

Не ясна сама природа того влечения, что испытывают к ней обеспеченные, избалованные небескорыстным женским вниманием мужчины. Жалость и сострадание? Эротическое влечение? Автор слегка приоткрывает завесу. Господин К. жалуется, что Елизавета Николаевна его “высосала”, Эртель всегда “угадывал в ней пустоту”. Материя засасывается воронкой Небытия? Но господин К. все же сумел выйти из-под влияния вдовы, хотя это стоило ему дорого (слегка помутился разум, пошатнулась карьера), а вот Эртель, напротив, остался верен ей. Отношения между поклонниками и Елизаветой Николаевной более всего напоминают отношения хитников с Хозяйкой Горы в недавнем романе Славниковой: одни погибали, другие, избавившись от наваждения Хозяйки, до конца жизни страдали каким-то странным видом помешательства: “Такой не лазил больше за пределы города, завязывал с самоцветным промыслом и, по слухам, не видел себя в зеркалах, отчего утрачивал связь с самим собой и беспокойно ощупывал собственное лицо, сильно нажимая на твердое и захватывая мягкое в толстые складки”. Сравните облик неяркой, болезненной блондинки (Хозяйка Горы, воплотившаяся в супругу Анфилогова) и старообразной девушки или “женщины без возраста” — в “Басилевсе”. Сходство разительное. Не меньше поражает сходство Анфилогова и Крылова с Эртелем. То же непонятное влечение к пустоте, к Небытию. Впрочем, как раз понятное. Работающий с мертвой натурой невольно пропитался ее соками, отравился миазмами распадающихся тел. Рассказ Славниковой — жуткое напоминание: memento mori. Хуже того, оказывается, что мертвая форма, в принципе, совершенней живой.

Финал рассказа своеобразно оптимистичен: в рабочем кабинете Эртеля стоит чучело Басилевса: “Выгнув спину, он словно пускал расчесанной шкурой электрические искры, его сахаристо-рыжие глаза горели дозорным огнем. Рядом с ним, на полке в рабочем кабинете Эртеля, жила постиранная, заново набитая поролоном плюшевая крыса. Теперь эти два существа стали ровней и подобием друг другу; теперь наконец их союз состоялся”. Превращением живого в мертвое достигается гармония. Смерть вновь торжествует над жизнью, но в мире Славниковой это не трагедия, а всего лишь желанный и, разумеется, единственно возможный финал. Сам Эртель еще жив, но мечтает “попасть туда, где они с Елизаветой Николаевной станут подобны и равны, где они наконец поговорят”.

Мне трудно оценить творчество Славниковой. С одной стороны, после ее четырех романов и рассказа, что стоит иного романа, нет сомнений: перед нами большой писатель. Не случайный баловень Букера, не ловкий и искусный писатель-имитатор, не дитя пиара — а истинный мастер. Но мир Славниковой невольно вызывает отвращение и ужас. Это мир смерти, а все живое (читатели-то — люди живые, не мумии) смерти боится, старается оградить себя от могильного холода, которым веет даже со страниц “Знамени”, где напечатан этот рассказ, один из лучших в современной прозе.

Да, лучше всего Славниковой удается описывать мертвую натуру и, конечно же, саму смерть. Смерть Елизаветы Николаевны и вся сцена автокатастрофы — несомненный шедевр, в современной отечественной прозе сопоставимый разве что с описанием автокатастрофы в славниковском же романе “Один в зеркале”. Превращение старой бабки, бестолково метавшейся между автомобилями со своей кошелкой, в “тридцатилетнюю красавицу” кажется почти гоголевским: “На нее летел зажженный электричеством пронзительный снег, и сквозь эту яркую пургу, сквозь бьющие, как пожарные брандспойты, смывающие ее с асфальта холодные огни

она еще успела увидать неясное пятно — лицо водителя, похожее на полную луну. Тем временем водитель <…> увидел, как с бабки свалилась навзничь громадная бурая шляпа и одновременно у нее за спиной затрепетали прозрачные крылья. Юная женщина делала летательные движения у него перед бампером, вздымая в воздух дерматиновую тушку, и смеялась. <…> Впереди, на людном асфальте, он видел пустоту, похожую на помрачение рассудка; тяжеленный джип, протащившись боком, только вскользь задев золотоволосого ангела, ринулся туда и буквально в прыжке врезался в основание рекламной конструкции, надсадно заскрежетавшей. <…> многие утверждали, что горбатая старуха, с которой все началось, нашарила в месиве свою драгоценную кошелку и преспокойно уковыляла с места происшествия. <…> Никакой старухи не было на дороге; там лежала, примерзнув рассыпанными волосами к липкому полотну, бледная красавица лет тридцати; ее полуприкрытые сонные глаза были кружевными от легкого снега, садившегося на ресницы, ватное пальтишко задралось, открыв прекрасные ноги, затянутые в дешевые старушечьи чулки”.

Сергей БЕЛЯКОВ.

Екатеринбург.

"Что может быть уютней бездны отчаяния..."

Елена Елагина. Как есть. Книга стихов. СПб., “Журнал „Звезда””, 2006, 96 стр. (“Urbi”. Литературный альманах. Выпуск пятьдесят третий. Серия “Новый Орфей” /19/).

Феминизм —

это не борьба

за равные:

права,

возможности,

зарплаты,

умение обращаться с детьми

и маршировать на плацу.

................................

Феминизм —

это когда женщины

вдруг осознают,

что поле напряжения,

создаваемое

противоположным полом,

отнюдь не главное в жизни —

на самом деле

есть вещи важнее,

интереснее

и значительнее.

А так называемая любовь

сама собой смещается

в изначально мужскую

графу “развлечения”.

................................

Феминизм —

это половой атеизм,

то есть глубокое и неизбежное

разочарование цивилизации:

не за тех принимали,

но наконец прозрели,

и больше нас на этой мякине

не проведешь!

Стихотворение “Феминизм — это не то, что вы думали” слишком длинно, чтобы приводить его здесь целиком, но даже отдельные фрагменты очень показательны.

Мне кажется, в нем обнажен основной прием верлибров Елагиной — провокативная амбивалентность текста. Стихотворение снабжено невинной сноской: мнение автора может и не совпадать с высказанным мнением. Но ведь и совпадать тоже может!

В порядке социологического мониторинга я вывесила его в “Живом журнале”, где оно собрало сотню комментариев и вызвало бурные споры. Читатели усмотрели в нем самое разное — от публицистики (таких мнений большинство) до горько-иронической пародии.