Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая
Шрифт:
— Хорошо, — кивнул он нехотя. — Я отвезу вас к тому месту, где стоял храм, окольными путями. Так, чтобы нас не было видно со стороны руин Генераторного.
— Нас и так никто не увидит в таком тумане.
Увидев упрямое выражение на лице водителя, я пожал плечами:
— Будь по-вашему.
Джип съехал с проезжей части и продолжил путь по грунтовке. Я не видел никаких опознавательных знаков, по которым можно было бы ориентироваться на местности — казалось, что мы движемся по высохшему полю в никуда. Но водитель
— Ого. Как это ты ухитрился заехать с этой стороны? — присвистнул Миро.
— Вот ваше кладбище, — заглушив мотор, пробубнил водитель по-румынски, кивнув вперед. — Можете любоваться.
Открыв дверцу и облокотившись на нее, я с замиранием сердца смотрел на знакомую мне местность, которую было теперь не узнать. Деревянной церквушки, к которой нас, еще школьников, когда-то вел по тропе физрук Григорий Семенович, больше не существовало. На ее месте осталось пепелище: свалка обугленных деревянных балок.
— Почему нацисты сожгли церковь? Они же так гордятся тем, что они русские, православные…
— Пустая болтовня, тебе ли не знать, — сплюнул Миро, высовываясь из окна и закуривая. — Звери они, нелюди, вот и весь сказ…
— Русские храма не жгли, — мрачно буркнул водитель.
— Что ты сказал, старик? — ухмыльнулся Миро.
— Они храм не тронули. И священника в живых оставили, — объяснил водитель, мрачно глядя на нас.
— О, как это мило с их стороны! — напустился на него Мирослав, разъярившийся от того, что молчавший до этого шофер не согласился с его оценкой действий нацистов. — А кто же тогда сжег церковь?!
— Сектанты потом пришли и сожгли. У них зуб был на здешних. Еще со старых времен.
— А ты откуда все это знаешь? — спросил я подозрительно.
Водитель потупился, затем неохотно объяснил:
— Я — здешний.
— Вау! — слегка нервно засмеялся Миро. — Вот это новость!
— Что-то я вас не припомню, — нахмурился я, пристально вглядываясь в грубые черты мужчины. — Чем же вы занимались?
— Водил автобус. А еще раньше — грузовик. Тебе-то что?
— Я тоже отсюда. Меня зовут Димитрис Войцеховский. Мои родители —…
— Помню я твою мать, — кивнул он. — И отца помню. Их здесь все знали.
Мысль о том, что этот мрачный необщительный человек, на которого я поначалу даже не обратил особого внимания, помнит моих родителей, показалась мне волнующей. Я взглянул на него как-то по-новому, с симпатией. Нельзя сказать этого о мужике — он остался все так же угрюм.
— Как вас зовут? — спросил я, удивившись, что никто из нас не задал этот вопрос раньше.
— Петром зовут, — после раздумий нехотя буркнул он. — Ты сюда чего приехал, с расспросами ко мне приставать? Посмотрел на свое пепелище? Можем назад ехать?!
— Боже мой, я, кажется, припомнил! — не обращая внимание на его раздражение,
— Нашел чего вспомнить, — осклабился водитель, еще больше мрачнее. — Я себе этого прозвища не брал! И годы те давно прошли. Еще раз повторяю — надо тебе тут что-то, или можем ехать?!
— Где-то здесь похоронена моя мать. Ты не знаешь?..
— Священник, еще пока был жив, похоронил останки всех, кого тут казнили, в братской могиле. Вначале кладбища, рядом тут, — буркнул Петр.
— «Казнили», говоришь? — ухмыльнулся Мирослав. — Ну и словечко ты подобрал. Очень тепло ты отзываешься о своих соотечественниках. Ты ведь русский, да? То-то я слышу, что у тебя странный какой-то акцент…
— Русский, — гордо ответил Петр по прозвищу Харон, исподлобья глядя на цыгана. — И никогда я этого не стыдился. И соотечественников своих не стыдился. Они не хотели той братоубийственной войны. Не они ее начали.
— Ты поговори еще, так по возвращении в Олтеницу с тобой ребята из контрразведки и не так поболтают! — пригрозил Мирослав, еще сильнее закипая. — Думать надо, что плетешь языком, старик!
— Миро, не стоит, — попробовал было урезонить я брата, который за эту дорогу несколько раз прикладывался к своей фляге.
— Тьфу! — Петр презрительно сощурился. — Цыган занюханный, который побирается у памятника, еще будет учить меня разговаривать!
— Заткнись, гнида! — пуще прежнего взбеленился Миро, наклонившись к водителю. — Ты не смотри что я инвалид, я отставной офицер спецназа! Задушу тебя нахрен голыми руками!
— Да ну? — прищурился Петр недобро, красноречиво положив руку на свою двустволку. — Так может, вы для того меня сюда и привезли, а?
— Довольно! — еще громче крикнул я.
Я был весь внутренне напряжен, но, в целом, спокоен. Ситуация была под контролем. Водитель был совсем рядом со мной. В тесном салоне автомобиля он ни за что не успеет направить на меня свое ружье — я обезврежу его быстрее.
— Перестаньте, — повторил я с нажимом. — Миро, заткнись и откинься назад на свое сиденье.
— Дима, да это же нацист гребаный!
— Делай, что говорю! А вы, Петр, не провоцируйте его, держите себя в руках, — я красноречиво глянул на двустволку. — Я не позволю, чтобы за пять тысяч евро меня держали под прицелом.
— Пусть твой дружок ведет себя по-человечески, — неохотно убрав руку от оружия, буркнул Петр.
— Да пошел ты! — выругался на заднем сиденье Миро.
— Идем, Миро. И спрячь свою флягу подальше. Мы не для того сюда приехали, чтобы бухать и ругаться на могиле моей матери.