Новый мир. Книга 3: Пробуждение
Шрифт:
На моем языке и в моем сознании вертелся очевидный утвердительный ответ. Но на меня вдруг нашло какое-то затмение, и я сделал неопределенный жест, который, скорее всего, должен был означать вежливый отказ. Во мне боролись смешанные чувства. Какая-то часть меня страстно желала, чтобы эта женщина оставалась со мной как можно дольше. Но другая вопила, что я полный идиот, и что мне стоит держаться от нее подальше, на что есть целая тысяча причин.
— Что ж, меня найти несложно, — сделав вид, что не обиделась из-за отказа, заключила Лаура, и прикоснувшись к сенсорной кнопке «расчет» раньше, чем я успел бы заявить против этого возражение, встала из-за стола. —
— И ты береги себя, Лаура, — прошептали мои губы едва слышно, но лишь несколько секунд спустя, когда изящная фигурка Фламини уже скрылась в направлении выхода.
Впервые я произнес ее имя вслух, и убедился, что его звучание нравится мне. В нем было что-то таинственное и сказочно-романтичное, наводящее на мысль о средневековой Венеции, живописных каналах и гондолах. Имя это пахло розами и шампанским. Оно было совсем не похоже на странное имя «Димитрис», от которого в моем сознании веяло соленым морским ветром, скрипом качающейся палубы и криками матросов. Так же были не похожи и мы с ней. Угрюмый, озлобленный, искалеченный жизнью ветеран, изуродованный жестокими шрамами снаружи и изнутри, каким я стал, смотрелся дико, неуместно и противоестественно рядом с преисполненной жизненной энергии, красивой и успешной молодой правозащитницей. Лишь в детской сказке красавица могла полюбить чудовище, но не в реальной жизни.
Наш с ней разговор тем вечером был совершенно неожиданным, в чем-то даже абсурдным. А самым неожиданным и абсурдным было то, что я ощутил то же самое, что озвучила она — будто мы с ней знакомы всю жизнь. Пропасть, пролегающая между нами, была заметна любому невооруженному глазу. Но этим странным вечером ее словно бы и не существовало.
— Прости, Питер, — произнес я в тишине бара, в котором почти не осталось посетителей, допивая содовую. — Такие вот странные у тебя получились поминки, дружище.
Тем вечером я приплелся домой поздно и в тяжких раздумьях. А следующая за ним ночь прошла в липких кошмарах, навеянных сегодняшней кремацией Питера Коллинза и откровениями с Лаурой Фламини. Затаившийся в глубинах моего сознания призрак накинулся на меня, заставляя вновь переживать ужасы войны. Но на этот раз к привычным картинам приплелось что-то еще.
После того как я, согласно обычному сценарию, взобрался на скалу с радиовышкой в африканских песках и жёстоко расправился с семьей повстанческого пропагандиста, легионер рядом со мной поднял забрало шлема, и я заметил осуждающий взгляд Питера.
— Вы же знаете, сэр, что я не срывался. Они уничтожили меня за то, что я пытался открыть всем глаза, — с укором поведал он. — И что же, вы ничего не сделаете?
Ответить что-либо парню я не смог. Причудливые законы сновидений перенесли меня в крохотную комнатку дешевого мотеля. Подо мной было прекрасное лицо Лауры Фламини, обрамленное растрепанными сейчас темными волосами. Ее щеки покраснели, веки были блаженно прикрыты и она закусывала губу, сдерживая страстные стоны. Ее тело двигалось в такт моим движениям, которые становились все быстрее, жестче и агрессивнее. В какой-то момент она застонала от боли, но моя мозолистая ладонь грубо зажала ей рот. В меня вдруг уставились расширенные от страха зрачки, и она задергалась, попытавшись вырваться. Это взбесило меня еще сильнее. Мертвой хваткой я крепко сдавил ей шею, так что воздух перестал поступать легкие, а правая рука механически потянулась к металлическому костылю, лежащему у кровати. Зубы сжимались от злости, пока костыль с силой обрушивался на испуганное лицо, чтобы разбить его, вышибить
— Молодец, триста двадцать четвертый, — одобрил он, а затем усмехнулся и издевательски спросил. — Ты, как и Коллинз, тоже считаешь, что находишься во сне?
В ужасе проснувшись, я почувствовал, как сердце бешено бьется в груди, а лоб заливает липкий холодный пот. Глаз судорожно дергался и адски болел, а пальцы тряслись, как при эпилептическом припадке. Завыв от боли, как побитая собака, я сполз с мокрой от пота простыни, скрючился и, поджав под себя ноги, присел на полу. Дрожащие пальцы невольно вцепились в волосы на голове, едва не вырывая их с корнем. В выступивших на висках сосудах я почувствовал резкую пульсирующую боль.
— Я больше так не могу, — услышал я во тьме свой безумный шепот. — Больше не могу.
Мишка, испугавшийся из-за моих криков, жалобно заскулил и придвинулся ко мне, облизывая щёки. В «позе зародыша» возле кровати я провёл весь остаток ночи, порой всхлипывая от невыносимой боли. Во тьме пустой квартиры мне постоянно чудились посторонние шорохи, скрип пола от чьих-то шагов, приглушенный шепот. Но Мишка не реагировал на них, так что я понимал, что это лишь игра моего воображения. Порой эти звуки становились столь явственны, что становилось понятно — я сошел с ума. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем за окном забрезжил рассвет. И вместе с первыми лучами солнца боль и кошмары наконец отступили.
Глава 9
§ 96
Вызвав нервным щелчком пальцев экран «домового», я убедился, что в Сиднее 05:35. С огромным трудом мне удалось заставить себя встать и отправиться в душ. В зеркале я увидел изможденное лицо с темными кругами под глазами. Больной глаз покраснел и был прикрыт сильнее, чем здоровый — это неестественное различие прибавило последний штрих к моему жутковатому портрету. Взлохмаченные седые волосы пожирнели. Неопрятная борода вовсе не скрывала шрамов, а лишь прибавляла еще одну отталкивающую черту несимпатичному лицу. И как это я раньше этого не замечал?
«Да уж. Нужно быть конченным идиотом, чтобы подумать, будто у нормальной женщины могут возникнуть чувства к такому Квазимодо», — подумалось мне со смесью досады и злости. Вчерашний разговор с Лаурой Фламини казался чем-то нереальным, частью моих сновидений, а перед глазами до сих пор застыло ее испуганное лицо и костыль в моей руке. «А ведь со мной может произойти то же, что произошло с Сореном», — подумал я мрачно. — «Эти кошмары — лишние тому доказательства. Все, кто считают, что я опасен, и что от меня следует держаться подальше — чертовски правы».
К счастью для всех, этому кошмару не суждено было сбыться. Фламини была человеком из другого мира. Наши с ней пути пересеклись по странному капризу судьбы. Она неожиданно разоткровенничалась вчера при незнакомце, поддавшись сентиментальности и меланхолии, нахлынувших при виде тела ее бывшего клиента, сгорающего в печи, которые затем подпитал алкоголь. Но на этом мы разошлись, и этот странный разговор быстро забудется (во всяком случае, ею). Когда-нибудь я прочитаю в Интернете очерк о помпезной свадьбе, после которой Лаура Фламини станет Лаурой Грант, и постараюсь порадоваться за этого надменного богатого сукина сына, одного из тех, кто всегда получает от жизни то, что хочет. Никак иначе быть не может. Никогда не могло.