Новый Свет, Инк. Создание Америки английскими торговцами-авантюристами

Батман Джон

Пока Рэли пытался заручиться поддержкой Елизаветы и своих коллег-парламентариев — мы не знаем, читала ли она тщательно продуманные «Рассуждения» Хаклюйта, — он занялся организацией практических дел трансатлантического плавания. В разведывательном плавании Амадаса и Барлоу он полагался на Томаса Хэрриота как на своего рода руководителя проекта, в обязанности которого входило не только обучение мореплавателей, но и ведение счетов, составление карт и консультирование по вопросам судоходства.

Теперь он попросил Хэрриота взять на себя еще более сложную задачу. Для того чтобы предприятие Рэли увенчалось успехом, колонисты должны были уметь общаться с местным населением. Поэтому Хэрриоту было поручено

выучить алгонкинский язык — родной язык индейцев, на котором говорят племена, населяющие восточное побережье Америки от современной Южной Каролины до Массачусетса. В то же время он должен был обучить Мантео и Ванчеса английскому языку, чтобы эти два человека могли со временем выступать в роли переводчиков.

В этой работе Хэрриот скрупулезно изучал механику речи Мантео и Ванчеса — звуки, издаваемые их голосовыми связками, формы губ, движения языка. Затем он разработал орфографию — «универсальный алфавит», состоящий из тридцати шести символов, обозначающих звуки, общие для английского и алгонкинского языков. Эти символы образовывали странный на вид скорописный шрифт, в котором использовались коссические, или алгебраические, цифры.

Пока Хэрриот уединялся с индейцами в роскошной обстановке Дарем-Хауса, Рэли занялся сбором значительных средств, необходимых для обеспечения путешествия и плантации. Он сделал это с помощью Уильяма Сандерсона, богатого торговца и ведущего члена Worshipful Company of Fishmongers, который недавно женился на племяннице Рэли. Члены парламента, поддержавшие законопроект Рэли, которые с энтузиазмом поддерживали зарубежные предприятия, казались наиболее вероятными инвесторами. Для них речь шла не только об антииспанском патриотизме, но и о прибыли.

Уолсингем, например, занимал пост государственного секретаря, который приносил ему ежегодный доход в сто фунтов. Чтобы приумножить свое состояние, он опирался на другие доходные занятия, деятельность и инвестиции. С 1574 по 1582 год ему были выданы эксклюзивные лицензии на экспорт более 200 000 кусков широкой ткани, или керси. По сути, он контролировал почти половину экспортной торговли Англии незаконченными тканями высшего качества. Кроме того, он, похоже, унаследовал долю в Московитской компании, принадлежавшую покойному первому мужу его жены, Александру Карлейлю, отцу Кристофера: к 1568 году он стал одним из самых видных членов компании, став «помощником», или директором. И он получил значительную прибыль от кругосветного плавания Дрейка.

Однако не все его деловые сделки были успешными. Будучи директором Испанской компании, он пострадал, не в последнюю очередь из-за собственных политических махинаций, в которых интересы короны ставились выше его собственных. А его инвестиции в плавания Фробишера и Гилберта оказались неудачными. Но Уолсингем принял риски и выгоды и вложил деньги в колонию Рэли. Как отметил Джордж Пекхэм в своем «Правдивом отчете», который он посвятил сэру Фрэнсису: «Ничего не рискнул, ничего не получил».

С приближением дня отплытия флота Рэли королева тоже увеличила свою долю в колониальном предприятии. Она уже инвестировала в него косвенно — предоставила ему монопольное право на часть английской суконной и винодельческой промышленности, прибыль от которой шла на финансирование его американского предприятия. Теперь она одолжила ему один из своих королевских кораблей, «Тигр», и приказала мастеру оружейного дела лондонского Тауэра Амброзу Дадли, великому защитнику Фробишера, выпустить партию пороха стоимостью четыреста фунтов, ценный товар, который часто был в дефиците.

Елизавета выразила свою поддержку и символическими способами. Она посвятила Рэли в рыцари и разрешила ему присвоить свое имя или, по крайней мере, эпитет «королева-девственница» его территориям, на которые он претендовал:

Виргинии. Вскоре сэр Уолтер стал называть себя лордом и губернатором Виргинии. Это вызвало презрение многих завистливых придворных, которые высмеивали Рэли как выскочку и образец нувориша. По словам одного из них, Рэли был «ненавистным человеком всего мира, при дворе, в городе и в стране».

Итак, Елизавета подарила Рэли флагманский корабль, рыцарское звание, порох и богатые доходы. Но была одна вещь, которую она не была готова предоставить своему фавориту: разрешение покинуть страну и возглавить экспедицию. В случае с его братом, сэром Хамфри, она позволила убедить себя передумать и, вопреки здравому смыслу, позволила самоуверенному искателю приключений возглавить роковое плавание на Ньюфаундленд. Но в случае с Рэли она не была готова к этому. Она просто не могла смириться с тем, что останется без своего «Водяного», и рисковала потерять его, как потеряла Гилберта.

Рэли согласился. Какой у него был выбор? Заменить командующего он поручил сэру Ричарду Гренвиллу, своему родственнику и заядлому колонисту, имевшему большой опыт работы в Ирландии и обширные знания о Новом Свете, пусть и через книги. Он был одним из членов парламента, которые с таким энтузиазмом поддержали попытку Рэли добиться парламентской ратификации его жалованной грамоты. Семья Гренвилла имела глубокие корни в военном деле Англии. Его дед, тоже сэр Ричард, в 1530-х и начале 1540-х годов был маршалом Кале, отвечавшим за оборону колонии. Его отец был капитаном «Мэри Роуз», флагманского корабля Генриха VIII и «Титаника» своего времени, который эффектно затонул на глазах короля, выйдя из Портсмута, чтобы сразиться с французскими военными кораблями. В начале 1570-х годов Гренвилл сотрудничал с Хамфри Гилбертом в одном из его многочисленных нереализованных планов — проекте колонизации огромного южного континента — Терра Аустралис — за Магеллановым проливом. Поэтому, когда Рэли обратился к нему с предложением возглавить предприятие в Роаноке, Гренвилл сразу же откликнулся на это предложение.

9 апреля 1585 года флот Гренвилла, возглавляемый флагманским кораблем «Тигр», бросил якорь в Плимуте. На четырех судах находилось шестьсот человек — триста солдат и триста пассажиров, обладавших самыми разными навыками, которые считались необходимыми для основания колонии на чужой и незнакомой земле Виргинии. Одним из них был джентльмен-художник по имени Джон Уайт. Именно Ричард Хаклюйт-старший предложил отправить в Америку «искусного живописца», чтобы тот создал визуальный отчет о новой земле. По его словам, испанцы делали это «во время всех своих открытий», чтобы предоставить «описания всех зверей, птиц, рыб, деревьев, городов» и других особенностей Нового Света. Рэли выбрал Уайта, акварелиста, который получил признание почти десятилетием ранее благодаря своим изображениям сцен плавания Фробишера. Среди них — рисунок ожесточенной стычки между людьми Фробишера и лучниками-инуитами, а также детальный набросок женщины с младенцем — ребенок сидит на спине матери, выглядывая из-под капюшона ее меховой куртки.

Среди пассажиров был и Томас Хэрриот, которому поручили написать отчет о коммерческом потенциале американского поселения. Его сопровождали два индейца, которых он обучал (и которые обучались у него), Мантео и Ванчес. Хэрриот добился хороших успехов в овладении алгонкинским языком. К большому удовольствию Рэли, он даже узнал, что Вингандакоя — это не индейское название земли, которую они надеялись заселить, а фраза, означающая «Какая прекрасная одежда на тебе!».

Возможно, это было хорошим предзнаменованием. Прежде всего туземцы обратили внимание на прекрасные одежды из ткани — тот самый товар, для которого, как надеялись английские купцы, Америка станет новым рынком сбыта.