Новый учитель
Шрифт:
Похоже, он снова зашёл в тупик. А потом вспомнил, директора, её ухмылку на первом уроке Глеба, довольное выражение на лице молодого учителя, когда школьники выкрикивали его имя.
"А почему, - задумался Весницкий, -собственно говоря, я должен заботиться о его добром имени? Окажись я на его месте, и директор, и любой другой учитель ткнули эту информацию мне в лицо. Они бы унизили меня и потребовали бы увольнения, даже если бы проступок был незначительным. А как бы повёл себя Глеб? Стал бы заступаться? Оказал бы мне поддержку? Нет, нет и ещё раз нет! Пережив травлю в городском лицее он и не подумал встать на мою сторону, когда директор начала травить
Рассудив так, Весницкий твердо решил избавиться от Глеба. Правда, сделать это не так, как планировал раньше, а несколько иначе. Сначала он переговорит лично с ним, расскажет, что всё выяснил и предложит уехать из деревни. Разумеется, попытается сделать это как можно деликатнее, но шансов Глебу не оставит. Если тот не примет предложение Весницкого, Павел Андреевич вернётся к своему первому плану и публично заявит о болезни Глеба.
Весницкий хотел отложить разговор с Глебом до начала четверти, но уже в воскресенье понял, что не дотерпит - хотелось поскорее разыграть полученный им козырь. Уже в понедельник - первый день каникул - Весницкий отправился домой к Глебу.
Когда Павел Андреевич добрался до дома, то к своему удивлению обнаружил, что парень не только хороший учитель, но и отличный хозяин - покосившийся забор он выправил, стены дома побелил, успел перекрыть крышу и вычистить лужайку перед калиткой. Глеб и теперь возился на дворе, похоже, строил курятник. Весницкому снова стало стыдно.
"Столько трудился, а я его выгоню прочь", - пронеслось в голове старого учителя.
Тут Глеб заметил его, приветливо улыбнулся.
– Павел Андреевич, здравствуйте! Не бойтесь, заходите, я не сильно занят. Зачем пришли?
– Поговорить с тобой хотел, - выдавил Весницкий, закрывая за собой калитку. Жизнерадостность Глеба отчего-то вызвала раздражение у Павла Андреевича, придало решимости довести дело до конца.
– Сейчас чай поставлю, - засуетился Глеб, бросив молоток и гвозди прямо на улице.
– Не стоит, давай просто пойдём в дом и поговорим.
Слова Весницкого, его мрачность, привели к тому, что радушие Глеба растворилось.
– Пойдемте, - согласился парень, пропуская Павла Андреевича впереди себя.
Порядок был наведён и внутри - неизвестно как, но Глеб постелил в прихожей коврик, поклеил новые обои, а на месте лампочки Ильича висела красивая, хоть и старенькая люстра. Прибавилось и мебели - диван у стены, шкафчики по сторонам, буквально забитые книгами. Стекла на окнах блестели, подоконники были оттерты от пыли и пятен, вокруг было чрезвычайно чисто. Пораженный Весницкий подошёл к одному из шкафов, стал просматривать заголовки книг. Собрание сочинений Маркса и Энгельса, чуть ниже энциклопедия Брокгауза, написанная дореволюционной орфографией. Поражённый Весницкий бросился к следующему шкафу. Раритетные дореволюционные издания "Войны и мира", "Братьев Карамазовых", собрание сочинений Бунина. Потрёпанные журналы начала века. Следующий шкаф - коллекция не хуже - книги о Первой Мировой. Здесь и Белая книга, включающая в себя переписку Англии перед войной. Издана в четырнадцатом году. Здесь и Зайончковский, также одно из первых изданий, и Головин, и советские книги двадцатых и тридцатых годов,
Глеб, до поры до времени стоявший в стороне и молчавший, не без гордости вставил:
– Мечтал о коллекции книг с детства. В детдоме эти мечты осуществиться не могли, но когда выбрался оттуда, приступил к их осуществлению.
– Но как тебе удалось собрать всё это?
– Весницкий окинул рукой комнату.
– Это не всё, в спальне и другой комнате ещё есть, - сказал польщённый Глеб.
– Иные издания искал подолгу. Вот, к примеру, за "Киевской стариной", журнал издавался в конце девятнадцатом веке, пришлось ехать к черту на кулички, в богом забытую библиотеку за Уралом. Но досталась она мне практически за бесценок. В ужасном состоянии - листы вываливались, перемешались, пришлось подшивать, кропотливо складывать странички, но я все исправил, сложил по порядку один к одному. Главное, проявить настойчивость.
– Но эти книги, они ведь стоят кучу денег, - заметил Весницкий.
Глеб покачал головой.
– Вы слабо разбираетесь в ценах, - улыбнулся Глеб.
– Для коллекционеров они большой ценности не представляют, по крайней мере, сейчас. А если покопаетесь на свалках, то не сомневаюсь, что обнаружите куда более ценные издания - после смерти стариков, которые, также как и я, кропотливо их собирали, неблагодарные потомки просто выбрасывали ставшие ненужными книжки. Иные пенсионеры, понимая, какая участь ждёт их собрания, добровольно дарили или, на худой конец, продавали за копейки.
– Так ты и по помойкам лазил?
– Лазил, - сознался Глеб.
– Но считаю это не более унизительным, чем работу шахтеров или землекопов, которые достают из-под земли укрытые там сокровища. Вы не представляете, что сегодня люди считают бесполезным. Ведь было время, когда даже газеты бережно хранили где-нибудь на чердаке. А сегодня? Выкидывают редкие издания, избавляются от журналов, которые по их мнению являются макулатурой. Когда отыщешь что-нибудь этакое с одной стороны радостно, а с другой сердце сживается и думаешь, как же так можно-то. Если хотите, посмотрите, не буду вам мешать.
Весницкий на секунду замер с книгой в руках, потом вдруг вспомнил, зачем сюда пришёл. Ему снова стало стыдно, тем не менее, он заставил себя отложить книгу и высказать все, что думал.
– Да нет, пожалуй, поговорим о деле.
– Ну как хотите. А что за дело? Серьезное?
– спросил Глеб и улыбнулся.
Весницкий на улыбку не отвтеил
– Я беседовал с директором из твоей прежней школы, - прямо сказал Весницкий.
Услышав это, Глеб переменился в лице - брови сдвинулись к переносице, уголки губ опустились, ноздри раздулись.
– О чём вы с ней говорили?
– О причинах твоего увольнения.
И без того красное лицо Глеба стало багровым. Он яростно посмотрел на Весницкого.
– Зачем вы лезете в мою жизнь?
– Прости, Глеб, но это не только твоя жизнь. У меня давно были подозрения. Молодой талантливый парень перебрался в деревню. Спрашивается, зачем? У тебя что-то серьёзное, я прав?
– Лидия Лаврентьевна обо всём знает. Мне кажется, вас это ни в коей мере ни касается, - с надрывом в голосе произнёс Глеб.