Ну, ты, Генка, и попал... Том I
Шрифт:
Царь даже слегка удивился тому, как я отреагировал на напиток. Ну да, мы ж, деревенские графья, по мнению городской аристократии, в своих поместьях лишь лаптем щи хлебать горазды, про всякие чаи и горячие шоколады ничего понимать не можем… Ну, я тогда уж совсем потерял голову и решил его добить:
— Ваше высочество, позвольте дать совет вашему человеку, который занимается приготовлением сего превосходного напитка. Поверьте, я в чае толк знаю, — заявил так, и сам обомлел от своей наглости.
Но Царь воспринял мой поступок вполне адекватно: кликнул мужичка, заваривавшего чай, и приказал ему выслушать меня внимательно.
Моя лекция понравилась даже самому государю. Он решил попробовать новый рецепт (с кофе) прямо сегодня же вечером.
Наслаждаясь чаем, мы продолжили с Павлом свою вчерашнюю беседу. Сначала обсудили ситуацию с республикой. Я поддержал Павла в его реформистских начинаниях.
— Народ такого царя, как вы, ваше высочество, благотворит. И это не просто слова, — на самом деле, я опирался на материалы интернета, прочитанные мною ранее. — Даже если конфронтация из аристократии попытается выступить против, народ, а его намного больше, чем эта кучка зажравшихся тупоголовых лентяев, выступит на вашей стороне. Правда за нами, то есть, за вами, поэтому бояться нечего.
Я отметил правильность решения государя в отношении объединения русской православной церкви с католической. Однако посоветовал перенести визит Папы Пия VI в Петербург для обсуждения вопроса на более ранний срок, а не на лето 1801 года, как это было запланировано ранее. При удачном стечении обстоятельств Российская империя примет официальный статус Третьего Рима и тогда никакая Великобритания, а тем более, Наполеон ей будут нестрашны. Но вслух сообщать о переносе переговоров не стоит, чтобы политические враги не успели «переобуться» и совершить своё злодеяние раньше (я имею в виду убийство Павла I в марте 1801 года).
Естественно, что объяснил я свои предложения не опираясь на известные мне факты, а лишь намёками на то, что кое-кто наверняка уже готовится «испортить воздух». Опередив их, мы помешаем выполнению замыслов недовольных правлением государя.
Царь со мной и в этом согласился. Он даже решил не ждать приезда в Петербург Папы Пия VI, а самому на днях наведаться к нему. По этому поводу я высказал сомнение: а вдруг на государя нападут в дороге? На это Павле хитро улыбнулся и вышел из зала.
Минут через пятнадцать из-за портьеры выглянул толстенький неуклюжий купчишка с большой чёрной бородой, косматый и с удивительно пронзительными хитрыми глазками под нависшими бровями. Сначала я только мельком глянул на него, подумав, что вот, какой-то проситель явился, наглый и беспардонный, как только его охрана пропустила… А потом! Потом я посмотрел более внимательно…
— Ваше величество! Государь Павел Петрович! Нифигасе вы изменили внешность! Действительно, вас не узнать! — ляпнул я в переизбытке эмоций.
Но царю чрезвычайно понравилось экспрессивное новенькое словечко «нифигасе». Он сразу же за него зацепился и стал выспрашивать, откуда я его взял и что оно означает. Блин… Вот же вляпался так вляпался…
— Ну… «Фига» — это груша, так? — кивок царя. Ну, не показывать же мне его величеству фигуру из трёх
— Здорово, — обрадовался царь. — Вместо избитого французского «фабулекс» короткое и звучное русское «нифигасе»! Надо обязательно это запомнить.
Ага, вот ты, Генка, и снова внёс свою лепту в русский язык. Неологизм, так сказать, без которого раньше жить людям было скучно и грустно.
За прошедшую ночь у меня появились ещё мысли по поводу реформирования Российского строя. Например, я таки ему предложил обдумать идею о пенсионном обеспечении граждан. Мы стали обсуждать эту проблему вместе. Павел горячился, несколько раз в гневе бросал чайную ложку на стол, один раз чуть не расколотил чашку, с таким чувством поставив её на стол.
Я старался держать себя в руках и не заводиться. Только как тут не заводиться, когда царь нёс полную ахинею, предлагая тот самый вариант пенсионного обеспечения, который с треском провалился у нас в двухтысячных!
— Нельзя равнять всех под одну гребёнку: и тех, кто почти не работал, и тех, кто горбатился с самого рождения! Не должны дети тех, кто трудился всю жизнь и воспитал четверых, а то и пятерых потомков, кормить лодырей, не вложивших в детей ни копейки — бездетных или сбежавших, отказавшихся от отпрысков! — орал я. — Нечестно содержать кого бы то ни было до самой смерти только потому, что он дожил до пенсионного возраста, ничего при этом не отложив! А ещё более абсурдно ничего не выплачивать тем, кто откладывал на пенсию всю жизнь, но не успел этими накоплениями воспользоваться, потому что умер раньше срока! Нельзя позволять государственным деятелям тратить пенсионные деньги на своё усмотрение без зачисления откладывающим определённых процентов!
В конце концов, мы пришли к выводу: надо создавать фонд по типу банка, пусть каждый желающий сам определяет для себя, сколько может и хочет вносить в счёт будущей пенсии. Но снимать с этого счёта деньги можно будет лишь по достижении пенсионного возраста либо после смерти вкладчика его наследниками. Банк же обязуется ежемесячно производить начисления процентов на счёт. Конечно, деньги не будут лежать в банке мёртвым грузом, правительство само будет решать, как их можно потратить с выгодой для государства, но с расчётом, что при обращении вкладчика (по упомянутым выше причинам) они будут выданы.
Затем мы перешли к церковной теме. Я спросил Павла Петровича, знает ли он о том, что в России кроме христиан живёт немало мусульман. Царь кивнул.
— А как вы смотрите на то, что, например, татары переезжают в место, где нет пока ещё мечети? Может такое произойти?
Кивок.
— И каким же образом регистрировать браки, смерти, рождения детей? Татары не могут венчаться в нашей церкви, крестить малышей, отпевать. Как быть?
— Строить мечети? — предложил Павел.
— Мысль гениальная! Обязательно нужно строить мечети в России, — согласился я. — Но если вступать в брак захочет татарин и русская? Или наоборот. Им тогда куда идти?