Нукер Тамерлана
Шрифт:
Шатер Тамерлана, который Дмитрий видел уже не первый раз, напоминал скорее цирк-шапито, что каждое лето раскидывался у станции метро “Автово”, но уж никак не походную палатку. Высоко над остроконечной матерчатой крышей поднимался штандарт с изображением льва на фоне лучистого солнца. У шатра имелось несколько входов, и все они закрывались не пологом, а самыми настоящими дверьми, сделанными из дерева и покрытыми резьбой и росписью.
К шатру вела главная улица лагеря, широкая а прямая как стрела.
Следуя за гвардейцами, Дмитрий не смотрел по сторонам, а глядел себе под ноги, в уме
Дмитрий не считал себя виновным. Он защищался. Но язык он знает плохо, не говоря уж об обычаях и прочих разных тонкостях в отношениях местного люда. Он вполне мог совершить ошибку и убить не того, кого следовало, и теперь серьезно влип.
Однако его не вяжут и не отбирают оружия. И гвардейцы… Они как бы идут и в плюс, и в минус. Зачем Тамерлану лично разбираться в уголовном преступлении, совершенном простым воином, когда вокруг полно народу, который может сделать это вместо него?
Слишком много было лакун, чтобы ясно представить ситуацию, в центре которой он оказался. В конце концов он решил, что происходит одно из двух: либо действительно что-то серьезное, либо у Тамерлана выдалось свободное время и эмир изволит проявлять любопытство.
“Ладно, будем действовать по обстоятельствам, – решил Дмитрий. – Какими бы дерьмовыми ни оказались они при самом худшем раскладе, я приложу все усилия, чтобы выпутаться”.
* * *
Двое обнаженных по пояс борцов схватились на утоптанной квадратной площадке перед шатром эмира. Вцепившись в широкие пояса друг дружки, они с громким пыхтением топтались и кружились, напрягали мускулы под лоснящейся от масла кожей, стараясь оторвать противника от земли. Наконец один изловчился и швырнул соперника через бедро. Проигравший с досады ударил кулаком по земле, а победитель в подпрыгивающем петушином танце заплясал вокруг поверженного соперника.
– Иди, – приказал гвардеец, когда борцы освободили площадку.
Дмитрий пошел к легкому навесу, сооруженному перед резными дверьми, ведущими в шатер. В тени навеса восседал на возвышении Тамерлан. Как всегда не один, а со свитой.
– Стой, – велел гвардеец, тенью следовавший за ним.
Дмитрий остановился и опустился на колени. Пользуясь случаем, он вблизи рассматривал Тамерлана. Благо сейчас у него была по-настоящему ясная голова – не то что в первый раз.
Тимур впечатлял. Дмитрий признался себе, что видит наяву самое вещественное воплощение власти надо всем, что дышит, передвигается на двух ногах и обладает членораздельной речью. Все президенты, премьер-министры, папы римские, крестные отцы мафии, олигархи (Господи, кто там был еще? – в том, по инерции называемом современным, мире) по сравнению с Тамерланом – просто прах. Субтильные, комплексующие и инфантильные придурки, чертовым чохом попавшие на чужое, не для них уготованное место.
Старик, глядевший на него холодными серо-зелеными глазами, не мог сомневаться ни в чем. Все, что бы он ни сделал, все, что бы он ни вознамерился сделать, в принципе не могло быть
Дмитрий был не единственным, кто стоял на коленях перед эмиром. Рядом опустился на землю и ожег его злым взглядом Музафар-бахадур. “Значит, все-таки суд, – подумал Дмитрий. – Хреново, может статься. Ладно, посмотрим”. По другую сторону встал пехотинец в красном мундире его сотни – тот самый, что болтался возле него в крепости. Солдат подмигнул Дмитрию.
Тамерлан шевельнулся. Поднялся один из свитских – Дмитрий не помнил, кто это, – и объявил, ткнув в солдата пальцем:
– Говори первый ты. Ты свидетель.
– Прости мои слова, эмир, – заговорил тот. – “Синий” хотел позабавиться с пленницей, а Гуль схватил его за штаны и кинул в сторону. Прямо с девчонки снял. “Синий” обиделся, а Гуль предложил купить девчонку. Большую цену дал за никчемный товар – золотое ожерелье. За него десяток таких девок купить можно. Вроде бы сговорились, а потом “синий” как схватит меч, как кинется! Гуль его и зарезал. Ножом. Вот так и было.
Каждый раз, когда солдат произносил “Гуль”, на лицах свиты появлялись улыбки. Дмитрий видел их и недоумевал: чему смеются? Не смеялся только Тамерлан. Он сверлил Дмитрия взглядом, словно хотел проделать дыру.
– Не так было, – громко возразил Музафар-бахадур. – Мой родич Сайд не хотел продавать пленницу.
Солдат не растерялся.
– Как же так? – язвительно поинтересовался он. – Я же сам слышал, как твой родич сказал: “Ладно”. Клянусь Аллахом, он сказал: “Ладно”.
– Клянусь Аллахом, мой родич согласился только потому, что опешил от неожиданности, – тут же сказал Музафар.
– Надо же! – удивился солдат. – И напал он тоже потому, что растерялся?
Со стороны навеса раздался повелительный окрик:
– Прекратите свару!
Солдат и Музафар-бахадур разом смолкли.
– Пусть говорит Гуль, – велел вельможа.
И снова улыбки на лицах.
Дмитрий и трети не понял из того, что тараторил солдат “красных”. Но и ежу было понятно, из-за чего весь этот сыр-бор.
– Я купил пленницу… Он напал… – сказал Дмитрий. – Я убил… – И задумался: наверное, следовало бы дать какое-нибудь пристойное объяснение убийству. Не скажешь ведь, что сорвал на солдате злость, когда девчонка свалилась в обморок. И сам солдат разъярил его тоже. Он морщил лоб, шевелил губами, делая вид, будто подбирает нужные слова, а сам искал ответ. И его озарило. – Он трус, – сказал он. – Напал… – Он похлопал себя по лопатке, дотянувшись рукой до спины. – Со спины напал… Труса нужно убить.
После его ответа по свите Тамерлана прокатился шумок, а Музафар-бахадур потемнел лицом и заскрежетал зубами, в ярости сломав зуб и выплюнув его вместе с кровью.
– Мой родич не был трусом, – прохрипел он. – Ты…
Смысл длинного витиеватого ругательства остался Дмитрию неясен, но что Музафар-бахадур готов грызть землю от ярости, он видел.
Тамерлан подозвал к себе парнишку, что сидел по правую руку. Дмитрий помнил этого паренька – видел его в Тимуровой свите, когда демонстрировал владение оружием, набиваясь эмиру в нукеры. Теперь он знал, кто это: принц (а по-местному – мирза) Халиль-Султан. Внук Щита Ислама.