Нужный образ
Шрифт:
— Совершенно бешеный.
— Интересно, что его так взволновало?
— У него есть досье на Джентайла, и он думает, что мы надуваем его.
— Может, оно и вовремя появилось, — задумчиво произнес Джош. — Если это динамит, мы, конечно, сможем его использовать.
— Но события выходят из-под контроля. Я боюсь всего, что он дает нам, Джош.
— Да брось.
— Как далеко зайдет Келли в воскресенье?
— Достаточно далеко, чтобы заставить Барни бегать в сортир.
— Иными словами, ты хочешь, чтобы Барни увидел слова на стене?{109}
— Вот именно.
— И
— Опять правильно. Он приползет к нам.
— Я надеялся, ты об этом забудешь, Джош.
— Да чего ради?! Это великолепная сделка.
— Ты потеряешь Дрегну и либералов. Я уверен, они поддержат Келли, если мы возьмем верх над Маллади.
— Либералы слишком любят, чтобы за них сражались другие. Где они были все эти годы, когда Барни распоряжался сладкими шоколадками?
— Макс говорил, что они старались что-нибудь сделать, но Барни слишком умен.
— Да уж, конечно. Барни понимает одно — если он знает, что у вас в перчатке подкова, и вы можете его избить, он будет юлить и заключит сделку. Если он не боится, берегитесь.
— А ты считаешь, у тебя есть подкова в перчатке, Джош?
Джош откинул назад голову и легко рассмеялся в полумраке такси.
— Не одна, а целых две. Если Абернети принесет свое заявление, Барни станет прыгать через обруч, стоит только нам приказать. А Макс Дрегна и его либералы сами прибегут.
— Если только они не выдвинут своего кандидата и не оттянут 300000 голосов.
— Барни располагает огромным количеством голосов, и они будут принадлежать Келли. Когда через несколько лет произойдет национальный конвент, у него, может, и будут неприятности от людей типа Абернети. Но если до ноября узда сохранится, он сможет собрать всех сладких шоколадок от Бэттери до Бронкса, и они дадут Келли самое внушительное большинство. Достаточно внушительное, чтобы он был самым привлекательным кандидатом на конвенте.
— Теперь я вижу, что имела в виду Лейси, говоря, что мы используем жизни других людей.
— Иногда мне кажется, что единственное, о чем мечтает Лейси, это чтобы Молли вышла замуж за вора.
— Лейси лишь хочет видеть ее счастливой. Что ты ей сказал в отеле?
— Я убедил ее, что окружной прокурор собирается отказаться от обвинений против Бенни, и мы сможем освободить его.
— Ради Бога, Джош, как ты мог ей солгать?! И Молли, даже Джелло?
— Я еще поторгуюсь с этим прокурором, — спокойно сказал он, — если мы сможем как следует его напугать.
— Он республиканец и знает, что мы по другую сторону баррикад.
— Может быть, я натравлю на него Вилли. И он найдет что-нибудь на него или его людей.
— Если слушания закончатся, а Бенни вновь вернут в тюрьму, Лейси никогда не станет с тобой разговаривать, — предупредил я.
— Я знаю, — неистово ответил он. — Неужели ты считаешь, я этого не понимаю? Мне потребовался час, чтобы убедить ее, что я освобожу Бенни.
— Не причини ей беды, Джош, пожалуйста.
Он отвернулся и уставился в окно.
— Я бы скорее отрубил себе правую руку, чем нанес ей вред, — сказал он. — Но я бы отрубил обе, если бы позволил свернуть слушания. В нашем кармане президент Соединенных Штатов, и провалиться мне, если я упущу его!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Досье Вилли
Как и предсказывал Джош,
Когда Джош увидел, что кадры захватили внимание страны, он поговорил по телефону с сенатором. Первый повтор по телевидению тем вечером сопровождался эпилогом из интервью с Келли Шенноном, взятым лучшей телевизионной бригадой.
Джош также настаивал, чтобы снимки Бенни Джелло, других свидетелей и крупные планы Келли за предыдущие дни были переданы телесетям, и хотя это стоило целое состояние, все было сделано. Джош вновь был прав. Каждая сеть получила экстренные новости о стрельбе на Манхэттене и использовала снимки.
Из кипы вырезок из газет и журналов и из опросов было очевидно, что Келли Шеннон начал завоевывать общенациональное внимание. Европа тоже начала обращать на него внимание: Би-Би-Си{110} попросила копии телевизионных съемок; «Пари-Матч»{111} отправила знаменитую команду авторов и фотографов, чтобы освещать оставшиеся слушания; «Шпигель»{112} захотела получить все снимки, которые они только смогли купить у телеграфных агентств, а «Правда» напечатала статью, отметив, конечно, что Келли Шеннон был сыном богатого капиталиста, ярого антикоммуниста и бывшего фашиста, сенатора Шеннона.
Нью-йоркские газеты поместили на своих страницах большие фотографии перестрелки, и, как ликующе говорил Джош, статье Ларсена уделили только параграф или два, похороненные за отчетами о слушаниях и сражением в гараже. Пока мы ждали встречи с Вилли в пятницу, Джош и я работали над набросками речи Келли, которую он должен был произнести в воскресенье, и которую мы отправили в Вексфорд. Позднее мы отметили на карте путь, который совершим по штату, следуя за объявлением кандидатуры Келли.
В два часа в пятницу мы сели в такси и отравились на кладбище для встречи с Вилли. Утро было серое и угрюмое, потом где-то в полдень начался сильный и холодный дождь. Когда мы вылезли из такси у кладбища, я подтолкнул Джоша локтем и указал на маленькую оранжерею на углу.
— Сегодня к черту цветы, — коротко объявил он.
Спрятав головы в плащи, мы пошли по извилистой, грязной дороге.
— Вот он, — внезапно произнес Джош.
Он стоял на коленях в грязи у края крошечной могилы, огромная глыба, с трудом различимая сквозь завесу дождя.
— Пошли, — сказал Джош. — От этого места у меня мурашки по спине бегут.
Мы торопливо направились к коленопреклоненному Вилли. Как и раньше он не обращал на нас внимания, хотя хлюпанье наших ботинок по грязи было достаточно громким. Нам ничего не оставалось, как ждать, и мы ждали, словно два идиота. Вилли был одет так же, как и раньше, за исключением огромного плаща с большим шарообразным бойком молотка, торчащим из кармана. Еще несколько гераней были посажены, а пустые горшки аккуратно сложены у камня. Впервые я прочел надпись на надгробном камне: «Роберт В.Вильямсон. Девять лет. Убит городом Нью-Йорком».